Фурье
Шрифт:
«Наслаждение — вот единственное орудие, — настаивает Фурье, — которым может пользоваться Бог, чтобы править нами и заставить нас выполнять его волю; влечение, а не принуждение властвует над Вселенной, и потому чувственные утехи занимают почетное место в расчетах Бога».
Чтобы убедить читателей в том, что его теория находится в согласии с учением Христа, Фурье не рае пользуется евангельскими изречениями. Так, нападая на философов, он приводит следующие слова Христа: «по делам же их не поступайте, ибо они говорят и не делают», Фурье утверждает, что главное препятствие, не позволяющее философам вступить на путь истинной
Но как ни старался Фурье для подтверждения своего «открытия» прибегать к цитированию Евангелия или творений святых отцов (кстати, эти цитаты он зачастую истолковывал самым произвольным образом), он не убедил ни учеников, ни служителей церкви в истинности своего верования.
Да и можно ли было на это рассчитывать, если еще в «Теории четырех движений», говоря о торговых агентах, он обозвал монахов паразитами, которые живут как грабители, ничего не производя? А распространяясь о трудностях, ожидающих первооткрывателей (Колумба), называл папу Иннокентия VIII невежественным. Здесь же, перечисляя шарлатанства строя Цивилизации, он заявил, что «в основе религии лежат легенды, которые были необходимы только вождям, чтобы ввести человечество в заблуждение и увести от воспоминаний о счастливом первобытном обществе, где господствовали серии…».
«Разве Бог, — говорит Фурье в той же «Теории четырех движений», — не был бы достоин порицания из-за того, что привел нас… к созданию общества, отвратительного по своим порокам, каков строй Цивилизации?»
Религия, по словам Фурье, пугает детей адом, ханжам выравнивает пути, преступникам несет успокоение от угрызений совести, беднякам обещает их излюбленную химеру — «равенство». Она «умеет делаться полезной для самых хищных…».
Представители церкви и раньше не могли примириться с теорией Фурье о необходимости полной свободы человеческих страстей, с беспримерной дерзостью его посягательств на нравственные начала.
Могли ли молчать католические газеты, если он издевался над священными и интимными отношениями полов, подкапывался под основы брака и семьи? Его религиозные взгляды по сути своей атеистические. Они направлены на ниспровержение общества, религии, морали!
Особенное возмущение у служителей культа вызвала статья Фурье «О свободе воли». Она, конечно, была еретической, эта статья. Ведь автор утверждал, что человек и Бог в истории должны действовать совместно, что человек должен быть «сотворцом Бога», а не слепым исполнителем его воли.
Фурье недоумевает: за что все-таки его обвиняют в безбожии? Разве не он в свое время критиковал Оуэна за грубый атеизм?..
Но критика была небезосновательной. Часто и резко нападая на атеизм, Фурье был, конечно, весьма далек от ортодоксальной религиозности.
Объективно его концепция бога — уступка времени. Хотя бытует мнение, что французы эпохи Великой французской революции были сплошь атеистами, но это справедливо только по отношению к некоторой незначительной части населения — преимущественно буржуазии и интеллигенции. Широкие народные
Фурье приспосабливал христианство к своим нуждам, осознанно или неосознанно пользуясь принципом «цель оправдывает средства». Это не могло не остаться не замеченным стражами чистоты католического вероучения.
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ
В 1836 году начинает выходить, как продолжение предыдущего издания, новый фурьеристский журнал «Фаланга». Редакцию возглавил Виктор Консидеран, в при активном сотрудничестве фурьеристов Контагреля и Туссенеля журнал просуществовал тринадцать лет. В последний год своей жизни Фурье напечатал здесь пять статей.
Небольшая редакция на улице Жакоб, 54 стала местом истинного культа учителя. Стены помещения увешаны его портретами, картинами с изображением фаланстера и дома, где родился Фурье. В комнатах редакции — бюсты учителя самых разнообразных размеров. Камеи и перстни с его профилем отсюда распространялись по всей Франции.
В то же самое время ученики, стараясь отвлечь Фурье от сотрудничества в журнале (его огромные статьи заполняли буквально все полосы), убеждают его приступить к фундаментальной работе, обещая помещать отдельные главы новой книги в журнале.
Виктор Консидеран по этому поводу пишет одному ив коллег: «Было бы предпочтительнее, чтобы наш знаменитый Фурье изложил в отдельной работе все, что он имеет еще поведать своим последователям и человечеству, вместо того чтобы помещать все это в «Фаланге», где только его сторонники могли бы его понять».
Анализируя публикации этих лет на страницах «Фаланги», можно понять, какая острая борьба шла между учителем и учениками. Он доподлинно знал, что не только в Париже, но и в провинции часть последователей поддерживает его лишь на словах.
Таким образом, все более очевидной становилась тенденция среди последователей «социетарной теории» к примиренчеству и компромиссам.
Страдая от разногласий в кругу учеников, Фурье в то же время понимал неизбежность выпадов в свой адрес.
Из воспоминаний Шарля Пелларэна мы узнаем, что не раз в беседе с учениками метр говорил, что любое учение (и даже его) нельзя принимать за веру. «Исследуйте, — говорил он, — проверяйте, судите собственным разумом, вооруженным даже недоверием».
Старые ученики продолжали любить и восторгаться Фурье, но те, кто примкнул к школе в 30-х годах, видели в нем только «мудреца» и «чудака», который приносит школе вред.
Для таких настроений характерно написанное после смерти Фурье письмо Лемуана, который признавался Виктору Консидерану: «У меня еще глаза мокры от печального известия… Я, конечно, плачу не о нас, так как полагаю, что Фурье опубликовал уже почти все, что открыл существенного. Мне не хотелось бы сказать, что его характер и неуступчивость в отношении некоторых причудливых принципов вредили фаланстерскому делу, но совершенно несомненно, что Фурье не был больше полезен». Другой ученик высказался еще резче: смерть Фурье не явилась «ни непредвиденной случайностью, ни душевной скорбью, ни несчастьем для его будущего учения, успехам которого он скорее вредил, чем содействовал».