G.O.G.R.

Евтушенко Анна

Накрытый Батон «фон Хтирлиц» сидел тут же, на стуле для посетителей, перед Петром Ивановичем и комкал в руках некую бумажку, взятую со стола следователя. Он оставался в пуховике, потому что стыдно было показаться чужим людям в запятнанной и прорванной домашней майке. Батон наблюдал, как Пётр Иванович что-то пишет на тетрадном листке, а потом тихо и осторожно пролепетал:

– Э-э, мне можно идти, да? – и хотел, было встать и направиться «на выход с вещами».

Серёгин оторвался от листка, глянул на привставшего со стула Батона и сказал:

– Хтирлиц,

а вас я попрошу остаться!

– Это ещё зачем? – недовольно протянул Батон. – Я думал, что я вам больше не нужен… Или вы меня снова… туда? – он имел в виду изолятор.

– Придётся – «туда», – кивнул Серёгин, хлопнув ручкой о столешницу. – Ради твоей же безопасности. Светленко у нас голубец не простой – он будет пытаться избавиться от тебя, потому что ты знаешь о его планах насчёт Чеснока.

– Оп-паа, – присвистнул Батон. – Вот это я и влип… – он съёжился на стуле, который так и не успел покинуть и наставил на Серёгина перепуганные глазки. – Где же мне теперь пересидеть-то?

Сидоров всё вращал и вращал диск телефона, пытаясь обратить на себя внимание работников Краснянского отделения, но они никак не хотели внимать и молчали, молчали…

– Что, никак? – осведомился у него Серёгин, встав из-за стола.

– Глухо, – пробормотал Сидоров, воюя с телефонным диском. – Семь часов уже. А мне даже дежурный не ответил…

Пётр Иванович обошёл свой стол и потянулся к пластиковой бутылке с отстоянной позеленевшей водой – чтобы полить цветы. Батон повернулся вместе со стулом, не спуская с Серёгина умоляющих больших глаз.

– Как же мне быть? – пискнул он.

– Придётся у нас в изоляторе жить, – лаконично ответил Серёгин, поливая кактус, который не поливают осенью и зимой. – До тех пор, пока Светленко не будет схвачен…

– Но?.. – вставил Батон.

– Ты говорил, что Чеснок по четвергам вылезает из «подполья»? – продолжал Серёгин, проигнорировав это плаксивое «но». – Светленко не оставит попыток уничтожить Чеснока, и поэтому придётся нам в «Амсторе» по четвергам выставлять «почётный караул». Подключим Муравьева – пускай формирует отряд – и пускай каждый четверг переодеваются в гражданское и ходят по торговому залу.

Сидоров стоял у телефона с лицом Сократа и держал трубку у уха, ожидая ответа от далёких Краснянских коллег. Но те продолжали упорно молчать, не желая связываться с телефонными разговорами.

– Да что там у них?! – не выдержал Сидоров и хлопнул трубку на рычаг.

– Никак? – поинтересовался Серёгин, полив все цветы и убрав бутылку под стол.

– Никак, – вздохнул Сидоров, покинув не желающий сотрудничать телефон.

– Саня, уведи Батона в изолятор, – сказал Пётр Иванович, натягивая куртку. – А потом поедем, посетим психушку. Интересно, смог ли гипнотизёр чего-нибудь добиться от Карпеца и Шубина?

====== Глава 107. “Дух штольни” приоткрывает тайны бытия. ======

С Карпецом гипнотизёр работал недолго – уже на второй день Карпец вспомнил, кто он, как его зовут, где он живёт и где работает. Всего за два сеанса Борис Карпец вышел из «младенческого»

периода и сделался вполне нормальным, словно бы полностью излечился. Только вот осталась у него одна беда: про пропавшее дело Светленко он так и не вспомнил. А когда Сидоров попросил его рассказать про таинственного «исчезающего чувака», что посещал его в палате – Карпец установил на него выкругленные глазки и выдал следующее:

– Ты чего, Санчо, за психа меня держишь? Не видал я никакого «чувака»!

Гипнотизёр уже много раз погружал Бориса Карпеца в транс, желая выведать, где же он пропадал. Но, даже в гипнотическом полусне, Карпец молчал – его память оказалась будто бы полностью стёртой, и ни одно ухищрение опытного столичного «врача-оккультиста» не дало результата.

С Шубиным дела обстояли и того сложнее: за две недели работы бедный «врач-оккультист» абсолютно ничего от него не добился и зашёл в абсолютный тупик. Да, он определил, что Шубин под гипнозом, но снять установленный неизвестно, кем барьер никак не мог. Мучаясь с Шубиным, гипнотизёр даже похудел на пять кило и перестал спать, выискивая новые методы «раскола» молчаливого бомжика.

Пётр Иванович разыскал гипнотизёра в больничной столовой: пыхтя над Шубиным, он растерял все калории и стремился восполнить запасы «бензина», уплетая рассольник и добрый шмат подового хлеба. Гипнотизёр обладал иссиня-чёрной шевелюрой, бакенбардами, ассирийским носом и «демонической» бородкой, напоминая некоего обитателя преисподней. Сидорову казалось, что этот «бес» – родня древнеегипетским жрецам Анубиса, и сержант даже нарёк его про себя «Мефистофель Фаустович Воланд». Однако, несмотря на адскую внешность и колдовскую профессию, сия «демоническая личность» имела достаточно простенькое ФИО: Дмитрий Валентинович Лисичкин.

Едва увидав Серёгина, гипнотизёр Лисичкин прервал обед, состроил «бровки домиком» и принялся эмоционально и многословно объяснять, что Шубин совсем не поддаётся его «колдовству», а Карпец каким-то образом заработал стойкую амнезию и напрочь позабыл всё, что происходило с ним за последние несколько месяцев.

– Я погружаю его в сон, задаю вопросы, а он только блеет, как овца, а иногда – кукарекает, – оправдывался гипнотизёр Лисичкин, описывая состояние Карпеца. – Но, когда я командую ему проснуться – он просыпается и становится абсолютно адекватным… Домой просится…

Раньше Карпец и Шубин «жили» через этаж друг от друга. Но потом, дабы не гонять по ступенькам тощающего на глазах Лисичкина, их поселили в соседние палаты.

Сначала Пётр Иванович решил посетить Карпеца. Старший лейтенант был под надёжной охраной. Стоявший около двери сержант Борисюк долго проверял документы и Серёгина, и Сидорова, и Лисичкина. Сержанту Борисюку уже надоело проверять одни и те же документы, он давно зазубрил наизусть их содержание и прекрасно знал в лицо тех, кто их предъявлял. Но Борисюк боялся, что некий таинственный «Тришка» снова наложит на него тёмные чары, умыкнёт Карпеца, а Соколов – снова выскочит и набьёт ему шишку дверью…