G.O.G.R.
Шрифт:
Тот день был холодный и дождливый, улицы – грязные. Дул холодный ветер и даже начинался снег. Они проболтались у Кальмиуса до темноты. Поднялись на площадь. Там болтались ещё часа два. Димка даже в «Макдональдз» Аню не повёл, потому что у него не было денег. Он только семечки на площади купил. И сам же их и слопал все! А потом Дима вдруг сказал: «Пока», и удалился. А Ане пришлось одной, в темноте, по ухабам и лужам, добираться до дома. После этого «свидания» Аня рассталась со своим первым парнем.
Второго звали Павлом. Это был Анин сосед по этажу. Он пригласил её на дискотеку. За цветы тогда
На дискотеке было, как обычно, бывает: танцульки под какой-то жуткий вой и грохот, кажется, там даже «Слипнот» включали. Точно, это был он, «Слипнот». Потом – курево и выпивка. А Аня не курила и не пила. Она уговорила Павла уйти. Сначала он вызвался проводить её домой. Но потом вдруг вспомнил какое-то своё «важное дело» и – тоже упорхнул мотылёчком. Ане снова пришлось идти одной. После этого Аня даже здороваться с Павлом перестала! В университете за Аней пытался ухаживать какой-то пятикурсник Руслан Вяземцев. Но Аня даже и не собиралась знакомиться с этим носатым заморышем! Ну и что, что у него богатый папа?! Сам-то он и гроша ломаного не стоит! Уже сейчас в рюмку заглядывает. А потом – вообще, сопьётся, как Поливаев!..
Конечно же, Коля по сравнению с этими охламонами был настоящим принцем! Аня согласилась переехать к нему. Вопреки ожиданиям, бабушка не возражала против Аниного переезда. Она даже обрадовалась, что внучка нашла себе кого-то «путёвого», как она сказала.
Аня собирала свои вещи, укладывая их в сумку. С минуты на минуту приедет Коля и увезёт её «в сказку»…
А тем временем к дому подходил Пётр Иванович. Оставив Сидорова за старшего – слушать передачи Муравьёва, Серёгин приехал сюда, чтобы ещё раз опросить жильцов и узнать, не объявилась ли секретарша Сумчатого.
Переходя через двор, Пётр Иванович заметил припаркованный у подъезда джип. Чем-то он знаком Петру Ивановичу… И тут же из того самого подъезда вышел ни кто иной, как Николай Светленко с какой-то девушкой! Пётр Иванович притаился за углом. Девушку он раньше тоже видел. Она живёт тут же, в доме, кажется, на восьмом, или на девятом этаже…
Можно было бы подойти к ним прямо сейчас, но Серёгин не был уверен, что задержит Николая сам. А если упустит – то спугнёт. Нужно побольше узнать о девушке. Серёгин подождал, пока джип Светленко скроется за поворотом – чтобы не заметил – и заскочил в подъезд. Сначала Пётр Иванович поднялся на восьмой этаж. Позвонил в первую попавшуюся дверь. Портрет Коли Серёгин всегда имел при себе – на всякий случай. Женщина, которая открыла ему дверь, посмотрела на портрет и сказала:
– По-моему, он на девятый ходил… Да, да, когда у нас лифт сломался, он с девятого спускался, с девушкой из тридцать третьей. Это – её парень.
– Спасибо, – протараторил Серёгин и с прямо-таки, спринтерской скоростью взлетел на девятый этаж. Позвонил в ту самую тридцать третью квартиру.
– Сейчас, сейчас, – произнёс за дверью старческий голос.
Это – бабушка. Пётр Иванович уже заходил в эту квартиру. Там живёт бабушка.
Бабушка глянула в глазок. Она запомнила Серёгина и знала, что он – из милиции. Поэтому открыла сразу.
– Здравствуйте, – произнесла она с некоторой опаской,
Пётр Иванович поздоровался с ней и показал Колин портрет.
– Знаю, – кивнула бабушка. – Это – Анин жених. Колей звать. А что? – старушка немного побледнела.
– Он… не платит алименты бывшей жене, – выкрутился Серёгин. Не будет же он вываливать этой старой и, наверняка, больной женщине, что жених её внучки – вор и киллер?!
Бабушка покраснела и сжала кулаки.
– Ах он, негодник! – воскликнула она. – Я думала, что он – хороший такой… В гости к нам приходил. А он – вон, как! Сейчас же звоню Аньке…
– Не нужно, – перебил Пётр Иванович. – Спугнёте. Так мы его по-тихому накроем. А если вы позвоните – он снова сбежит.
– А, ага, ага, – закивала бабушка. – Вы проходите, не стойте тут, как истукан… Я, вот, эклеров наделала…
Старушка отодвинулась в сторону, пропуская Петра Ивановича в прихожую. Там было чисто убрано, пол вымыт. Пётр Иванович аккуратно снял свои ботинки и сунул ноги в предложенные тапочки. Только тогда он решился ступить на выметенную ковровую дорожку. Бабушка потащила Серёгина на кухню и усадила на мягкий стул с самодельной цветастой обивкой. Старушка принялась хлопотать у плиты, наливая чай, одновременно ворча что-то про неверных мужей. Она поставила перед Серёгиным чашку на блюдце и тарелку с эклерами. Она целых четыре штуки ему положила! А ведь эклеры были большие. Посмотрев на них, Пётр Иванович подумал, что сможет осилить максимум два.
– А когда я смогу поговорить с Анной? – поинтересовался Пётр Иванович, запивая чаем первый эклер.
– Ой, – вздохнула бабушка. – Она только что к этому супостату Николаю уехала жить. Может, появится ещё…
– А где он живёт? – осведомился Пётр Иванович.
– Ой, не знаю, – покачала головой бабушка и тоже взяла себе из жёлтой миски эклер. – Она говорила, что у него – свой коттедж, а где – не говорила. Только телефон её у меня остался. Сейчас. Подождите минутку.
Бабушка встала и, прямо с эклером в руке, убежала куда-то в прихожую, кусая на ходу.
Пётр Иванович разглядывал кухню. Обычная кухня, чистая, убранная как говорится, по бабушкиному. Вся посуда – на своих местах. Холодильник старый – «Донбасс». Печка – «Электа» газовая, тоже не новая уже. Ну, тарелки в сушке, миска эта, с эклерами, на кухонном столе. Пётр Иванович уже после первого почувствовал удавью сытость – ведь он позавтракал дома, а бабушка ещё и заполнила эклеры масляным кремом. Поэтому Пётр Иванович в тайне от бабушки отложил два пирожных обратно, в миску, и снова накрыл салфеткой, как было.
Через несколько минут бабушка вернулась с синей записной книжкой с надписью «Добруш».
– Вот, – сказала она, открыв её на букве «А» и положила блокнот перед Петром Ивановичем.
«Анна Лютченко, внучка моя любимая», – прочитал Пётр Иванович, и переписал длинный мобильный номер.
Бабушка внимательно наблюдала за Серёгиным, а потом вдруг всплеснула руками:
– Ой, милый… Скушал уже, голодненький, наверное… Сейчас, сейчас.
С этими словами бабушка выхватила из жёлтой миски два отложенных Петром Ивановичем эклера и вернула обратно, в его тарелку.