Г.Р.О.М.
Шрифт:
Обезьянник в дежурной части представлял собой три камеры вдоль стены, закрытые решёткой с лицевой стороны. Когда нас привезли, во всех трёх камерах уже сидело много молодёжи, не иначе как накрыли дискотеку. Казалось, что мы не влезем, но менты умудрились запихать в камеры всех, как это ни странно. В основном здесь оказались посетители китайской кафешки и персонал, братвы мало, всех разделили по камерам, чтобы не сговорились, а кого-то даже уволокли в кабинеты для допросов, чтобы сразу колоть.
Ярик оказался здесь со мной, как
Брат протиснулся в угол между стеной и решёткой, там и уснул. Я сел рядом, справа от меня оставалось место, а чуть дальше спал алкаш, громко храпя. Он единственный, кто в камере лежал. Лицо разбито, значит, драчун, поэтому его привезли сюда, а не в вытрезвитель. Я сделал вид, что только заметил Беляша и позвал сесть, мол место есть. Он с опаской протиснулся туда и сел, смерив алкаша недовольным взглядом.
Вышло удобно, сможем поговорить по душам, и никто лишний не подслушает. Ярик спит, громко сопя носом, кто-то жаловался, кто-то знакомился с соседом, кто-то шутил, а кто-то пытался угрожать сотрудникам дежурки, чтобы его выпустили, но это бесполезно. После того как дежурный пообещал вломить люлей жалобщику, тот замолчал.
Беляш всё озирался по сторонам. Пиджак его, малиновый, кстати, разошёлся по швам по бокам, на спине виден след от ботинка, на холёном лице — фингал, а набриолиненные волосы торчали дыбом.
Правую руку он всегда держит козочкой, но не потому, что понтуется, как новые русские, а потому что несколько пальцев у него не разгибалось. Мне отсюда видно глубокий шрам на внутренней стороне у среднего и безымянного. Когда-то он кого-то бил ножом, и рука скользнула на лезвие, вот он и прорезал несколько пальцев до сухожилий, они перестали гнуться.
Знаю его лично по первой жизни, поэтому и пришёл. Он не барыжит наркотой напрямую, Беляш занимается железнодорожными грузоперевозками. Знает много людей, в курсе, кого можно подмазать и с кем стоит договориться, чтобы без всяких лишних вопросов доставить любой вагон с любым грузом в любую точку бывшего Советского Союза, лишь туда были проложены рельсы. Ну и знает многих местных авторитетов, кто пользуется его услугами.
Ну и дурь он перевозит, чего говорить, как и оружие, контрабанду… всё, что можно купить и продать. Потом он будет легализовываться, как и прочие братки, кто дожил до нулевых, и даже станет вполне себе успешным бизнесменом, только с замашками братка.
И везунчик, пережил 90-е, нулевые, и только в десятые Следственный комитет за него взялся за старые грешки. Сидел он тогда передо мной и оправдывался, мол не он такой, а жизнь такая сложная.
Но в чём была его слабость? Я помнил — в завышенном самомнении. Он считал себя большим и важным человеком, и на всех остальных смотрел свысока. И сейчас тоже задирал нос, мол, без его перевозок вся братва
И конечно, ему нравилось, когда это как-то подчёркивали.
Он сидел и пыхтел через нос. Ярик подхрапывал. Остальные пытались устраиваться на ночь в этой тесноте. Большинство утром отпустят, только возьмут объяснение.
Так всё это и работает: сверху спустили план-разнарядку, а на местах провели «Маски-шоу». Потом отчитаются наверх, мол, составлен план, проведены оперативные мероприятия, задержано столько-то, единиц огнестрельного оружия изъято столько-то, но особого эффекта на преступность это всё не оказывало. Зато палки на этом делали, а начальству красивые отчёты рисовали.
Хотя тут, возможно, даже не разнарядка. Ментов могли пинать смежники, то есть ФСБ, чтобы органы искали наркоторговцев, а с чекистами спорить — себе дороже. Это тоже очень вероятно. Где-то же сейчас сидит полковник Иванов и ждёт от меня новостей. Наверняка уже отправил наркотик на экспертизу. Но пока подождёт, у меня ещё не всё готово.
В камере ещё была парочка бомжей. Все старались держаться от них подальше, но их самих собственный запах не смущал. Алкаш, который лежал рядом, вскоре уснул, но начал стонать во сне, будто ему снился кошмар.
Да, утром почти всех отпустят, кроме тех, у кого нашли оружие и порошок, тем предъявят обвинение. Вообще, сейчас не начало 90-х, а почти конец, братки уже редко носят с собой стволы без веской причины. Разве что оформятся, будто они работают в ЧОП, и тогда могут возить помповые ружья. Хотя кто-то попадался сегодня с оружием, я помню.
Короче, Ярика отпустят. Рубоповцы с ним точно побеседуют, но оснований его долго держать никаких, у братвы и адвокат есть, он подтянется сюда с самого утра. Аа склонить брата к сотрудничеству опера не смогут.
Ладно, теперь можно и поговорить с Беляковым, раз на нас никто не обращает внимания. Пора его растормошить, тогда он может сказать что-нибудь интересного. Ну и запаникует он у меня, как пить дать, запаникует. И начнёт торопливо заметать следы днём, оставив ещё больше новых.
Если подумать, так даже лучше вышло, что говорим с ним не в кафе, а в камере. Как по заказу. Он напряжён, растерян, плохо соображает, ещё не выветрился выпитый вечером алкоголь. Значит, охотнее поверит, главное — правильно подобрать слова.
— Ты же Саня Беляш? — шёпотом спросил я, наклонившись к нему. — Про тебя говорили.
— Ну типа я, — отозвался тот, повернувшись ко мне. Правая рука всё так же сложена козочкой.
— А-а-а, Маня! — заорал алкаш во всю глотку, размахивая руками.
— Щас черёмухой прысну, — заорал кто из коридора.
— Мы-то причём? — возмутились в камере.
— Заткните его, нахрен!
— Про тебя серьёзные люди говорили, — продолжил я тихо, пока алкаш мычал, и на нас не обращали внимание. — Говорили, что с тобой бизнес вести можно, не кинешь.