Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

Мартин Джеральд

Больше всего в Лондоне его не устраивало, как он позже признается Марио Варгасу Льосе, отсутствие крепкого табака; немалую часть своих денег он тратил на импортные сигареты «Голуаз». Тем не менее он также говорил, что Лондон обладает странной притягательной силой. «Большая удача, если ты оказался в городе, где по непонятным причинам пишется особенно хорошо, хотя на мой вкус это не лучший город в мире. Я приехал туда как турист, но что-то вынудило меня закрыться в номере, где можно в буквальном смысле воспарить в табачном дыму, и за месяц написал почти все рассказы „Великой Мамы“. Визит прошел впустую, зато теперь у меня новая книга» [594] .

594

ГГМ, письмо из Мехико в Лондон Марио Варгасу Льосе (1 октября, 1966).

3 декабря он послал письмо матери в Картахену через Мерседес, жившую в Барранкилье. В нем он упомянул о том, что написал тете Дилии в Боготу, по-видимому, чтобы выразить соболезнования в связи с недавней кончиной ее мужа Хуана де Диоса, единственного брата Луисы

Сантьяга. В то время Гарсиа Маркес еще не имел твердых планов, хотя и сообщал, что намерен скоро быть дома: «Я в Лондоне две недели и готовлюсь к возвращению в Колумбию. В следующие несколько недель планирую ненадолго съездить в Париж, затем в Барселону и Мадрид, ведь Испания — единственная европейская страна, которой я не знаю. По моим расчетам в Колумбии буду на Рождество или не позднее Нового года. Я совершенно не устал путешествовать по свету, но Мерседес меня заждалась. Нечестно заставлять ее ждать еще дольше, хотя, может быть, у нее еще осталось немного терпения. Но это было бы неправильно, ибо, если что-то я и узнал в Европе, так это то, что не все женщины столь надежны и серьезны, как она» [595] . Он сказал, что у него нет ни денег, ни работы, хотя El Espectador кормит его обещаниями. Он попросил мать сделать ему две копии свидетельства о рождении, добавив: «Хочешь верь, хочешь нет, но в Европе я не женился».

595

ГГМ, письмо из Лондона в Картахену Луисе Сантьяга Маркес (через Мерседес, находившуюся в Барранкилье), 3 декабря 1957 г. См. Claudia Dreifus «GGM» (Playboy, 30:2, February 1983, p. 65–77, 172–178): «Как отреагировала Мерседес [на его отъезд в Европу]?» ГГМ: «Это одна из загадочных сторон ее личности, которую я никогда не пойму — и теперь не понимаю. Она была абсолютно уверена в том, что я вернусь. Ей все говорили, что она чокнутая, что я непременно найду кого-то в Европе. И в Париже я действительно вел свободную жизнь. Но я знал, что, когда это кончится, я к ней вернусь. Для меня это было не делом чести — скорее судьба, нечто уже свершившееся».

Не прошло и двух недель, как он 16 декабря получил неожиданную телеграмму из Каракаса. Начальник Плинио Мендосы предлагал ему авиабилет до венесуэльской столицы и работу в Momento вместе с Мендосой. От таких предложений не отказываются, тем более что в Лондоне, городе, где, как он позже сказал мне, «иностранцу невозможно прожить, не имея при себе хотя бы мизерной суммы денег» [596] , ловить ему было нечего. И все же он позвонил Мендосе и сообщил, что с ним по телефону связался какой-то чокнутый из Каракаса, пожаловался на свои беды и предложил работу. Мендоса подтвердил, что Карлос Рамирес Макгрегор действительно псих, но про работу он не наврал. Перед самым Рождеством Гарсиа Маркес вылетел из Лондона — но не в Колумбию, как он недавно пообещал матери, а в Венесуэлу.

596

Беседа (Мехико, 1993).

Через сорок лет он скажет мне: «Знаешь, в 1956 г., потеряв работу в Европе, я просто поплыл по течению, как в свое время в Барранкилье. Я мог бы легко что-то найти, устроился бы в какую-нибудь газету, но я просто плыл по течению — два года. Пока, конечно, не остановился и не вернулся к своим делам. Но большую часть времени я просто шел на поводу у своих чувств, жил своим внутренним миром, своими впечатлениями. Я создал для себя собственный мир. Большинство латиноамериканцев, попадая в Европу, „набираются“ культуры, но это не мой случай» [597] .

597

Беседа (Мехико, 1999).

12

Венесуэла и Колумбия: рождение Великой Мамы

1958–1959

23 декабря 1957 г., через неделю после получения телеграммы из Каракаса, взволнованный, полный надежд Гарсиа Маркес приземлился в венесуэльском аэропорту Майкетиа. Он добирался через Лиссабон, где шел снег, потом из Европы летел аж до Парамарибо (Суринам), где стояла удушающая жара и пахло гуайявой — ароматом его детства [598] . На нем были синие джинсы и коричневая нейлоновая рубашка, купленная на распродаже на бульваре Сен-Мишель (он стирал ее каждый вечер). Остальные свои пожитки он нес в картонном чемодане, заполненном главным образом рукописями повести «Полковнику никто не пишет», новых рассказов, над которыми он начал работать в Лондоне, и все еще безымянного «Недоброго часа». По воспоминаниям Мендосы, в сопровождении своей сестры Соледад он встретил друга примерно в пять часов вечера, провел для него короткую экскурсию по центральной части Каракаса, а затем отвез в красивый пригород Сан-Бернардино и поселил в пансионе, который держали итальянские иммигранты.

598

См. GGM, «Caribe m'agico» El Espectador, 18 enero 1981. Эта и следующая главы написаны по материалам бесед с Плинио Мендосой (Богота, 1991), Консуэло и Эльвирой Мендоса (Богота, 2007), Хосе Фонт Кастро (Мадрид, 1997), Доминго Мильяни (Питсбург, 1998), Алехандро Брусуалем (Питсбург, 2005), Хуаном Антонио Эрнандесом (Питсбург, 2004 и 2008), прочитавшим эту главу в рукописном варианте, Луисом Харссом (Питсбург, 1993), Хосе Луисом Диас-Гранадосом (Богота, 1991 и после), Хосе (Пепе) Стивенсоном (Богота, 1991; Картахена, 2007), Малькольмом Дисом (Оксфорд и Богота, 1991), Эдуардо Посада Карбо (Оксфорд, 1991), Эдуардо Барча Пардо (Архона, 2008), Альфонсо Лопесом Микельсеном (Богота, 1993), Херманом Арсинегасом (Богота, 1991), Рамиро де ла Эсприэльей (Богота, 1991), Жаком Жиларом (Тулуза, 1999 и 2004.), Рафаэлем Гутьерресом Жирардо (Барселона, 1992),

Хесусом Мартином Барберо (Питсбург, 2000), Луисом Вильяром Бордой (Богота, 1998), Ритой Гарсиа Маркес и многими другими.

До той поры, кроме Колумбии, Маркес не был ни в одной другой стране Латинской Америки. В те годы в Каракасе проживало примерно полтора миллиона человек. Когда Мендоса вез его из аэропорта в своем белом с открытым верхом спортивном автомобиле марки MG, Гарсиа Маркес спросил у него и Соледад, где же находится город. Тогда венесуэльская столица представляла собой вытянутую хаотичную городскую ленту с преобладанием автотранспорта, отливающую белизной на фоне зеленых предгорий и розовато-лиловой вершины Авила. Казалось, это североамериканский город в тропиках. Венесуэла уже не впервые находилась в тисках жестокой военной диктатуры. В сущности, родина великого освободителя Симона Боливара почти не знала, что такое парламентская демократия. Дородный генерал Маркос Перес Хименес, находившийся у власти вот уже шесть долгих лет, был авторитарным правителем, но на основе нефтяной промышленности он инициировал промышленный бум, что позволило развернуть широкомасштабное строительство жилых зданий и автомагистралей, — такого еще не знала ни одна страна Латинской Америки [599] .

599

Mendoza, La llama у el hielo, p. 35–36. См. также GGM, «Memoria feliz de Caracas», El Espectador, 7 marzo 1982.

Владелец Momento Карлос Рамирес Макгрегор, прозванный сотрудниками журнала «психом» (el loco), был худ, лыс и, как утверждал Мендоса, подвержен приступам истерии. Носил он мятые белые тропические костюмы и почти никогда не снимал темных очков, которые тогда были на пике популярности в Латинской Америке, где преобладали страны с военными диктатурами. В то первое утро он даже не ответил на приветствие Гарсиа Маркеса. Возможно, как в свое время в El Espectador Гильермо Кано, он не мог соотнести представшего перед ним на вид вульгарного костлявого человека с тем образом, что нарисовал ему Мендоса, охарактеризовавший Маркеса как выдающегося писателя и журналиста, который за два с половиной года, проведенные в Европе, вдвойне подтвердил свою и без того уже прочную репутацию.

Гарсиа Маркес не утратил присутствия духа. Позже, описывая свой каракасский период, он скажет, что тогда был «счастлив и без документов» (этими словами будет озаглавлен сборник статей, которые он там напишет), хотя ощущение легкости и непринужденности пришло к нему не сразу. После сумрачной сдержанности Европы венесуэльцы показались ему несколько навязчивыми людьми. Но при всем при этом атмосфера в Каркасе, пусть и излишне шумная и радушная, напоминала яркую безыскусную жизнь тропиков, которой отличалась Барранкилья, за одним лишь выгодным исключением: Каракас был столичным городом пока еще незнакомой ему карибской страны.

Гарсиа Маркес и Мендоса, довольные, что они снова вместе, встречали Рождество и Новый год в доме еще одной сестры Плинио — Эльвиры. Габо, почти весь последний год проведший в одиночестве, а во время своего короткого пребывания в Лондоне и вовсе живший в полной изоляции, радовался, что у него появилась аудитория, с которой он мог делиться — хотя порой слушали его неохотно — своими нескончаемыми идеями новых рассказов, коих у него заметно прибавилось с тех пор, как он познакомился с «Чинечиттой» и киносценариями Дзаваттини. Мендоса, у которого были постоянное жилье и постоянный источник заработка и не имевший прежде возможности наблюдать жизнь Гарсиа Маркеса, вскоре с удивлением обнаружил, что его друг умудряется совмещать напряженную работу в редакции с совершенно другой жизнью. «Где бы он ни был, я видел, что он не перестает скрытно трудиться как прозаик. Как только он не ухищрялся, чтобы иметь возможность продолжить работу над своими книгами! Даже я оказался причастен к той странной шизофрении романиста, который умудряется изо дня в день жить со своими персонажами, будто они ведут самостоятельное существование. Прежде чем написать какую-то главу, он рассказывал ее мне» [600] .

600

Mendoza, La llama у el hielo, p. 89.

Маркес еще и недели не прожил в Каракасе, как произошло самое важное и незабываемое событие за все время его пребывания в Венесуэле. 15 декабря, за несколько дней до того, как он прилетел из Лондона в венесуэльскую столицу, народным голосованием, результаты которого были нагло подтасованы, Перес Хименес был избран президентом на новый срок. 1 января 1958 г., после того как был сдан в печать специальный выпуск журнала и шумно отпразднован Новый год, Гарсиа Маркес, Мендоса и его сестры решили пойти на пляж. Но, когда все взяли полотенца и купальники, Гарсиа Маркеса одолело дурное предчувствие — столь типичное явление в его семье и в его художественной прозе, не говоря уже про его собственную непредсказуемую жизнь. Он сказал Плинио: «Черт, не могу отделаться от чувства, что должно случиться что-то нехорошее» — и мрачно добавил, что им всем следует быть осторожными. Несколькими минутами позже они все стояли у окна, наблюдая, как над крышами города проносятся бомбардировщики, и слушая автоматные очереди. И тут к дому подъехала припозднившаяся Соледад Мендоса и прямо с улицы крикнула им, что авиабаза ВВС в Маракае [601] подняла мятеж и бомбит президентский дворец Мирафлорес. Все кинулись на крышу, чтобы посмотреть на это зрелище [602] .

601

Маракай — город на севере Венесуэлы, в 80 км к западу от Каракаса; административный центр штата Арагуа.

602

GGM, «No se me ocurre ning'un t'itulo», Casa de las Am'ericas (Habana), 100, enero — febrero 1977, p. 85–89.