Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

Мартин Джеральд

Безработные журналисты вернулись в Сан-Бернардино и, прихватив с собой Мерседес, отправились в местный ресторан «Эль Ринкон де Бавьера», чтобы обсудить, а заодно и отпраздновать свое увольнение. Мерседес, по натуре флегматичная особа, ценившая черный юмор, покатывалась со смеху, когда они рассказывали ей, почему их уволили. Высвободившееся время позволило Маркесу продлить свой медовый месяц и продолжить работу над рассказами. Теперь у новобрачных появилась возможность больше времени проводить вместе [628] .

628

Domingo Miliani, «Di'aligo mexicano con GGM», Papel Literario, El Nacional (Caracas), 31 octubre 1965.

Мерседес привезла с собой в Каракас огромную коллекцию писем от Габо — 650 штук. Через несколько недель Гарсиа Маркес попросил жену уничтожить эти письма — на том основании, как вспоминает Мерседес, что они «могут попасть в чужие руки». Сам он свое решение объясняет так: если случалось, что они расходились во мнениях, она неизменно заявляла: «А вот в письме из Парижа ты писал, что никогда так не поступишь». Когда Мерседес отказалась выполнить просьбу мужа — учитывая характеры обоих, это, скорее всего, был весьма непростой разговор, — Маркес предложил выкупить у нее свои письма. В итоге они сошлись на символической сумме в 100 боливаров, после чего Мерседес уничтожила все письма [629] .

Случай довольно интересный — если, конечно, он имел место (а хоть бы и не имел, почему бы нет?). Во-первых он свидетельствует, что Маркес косвенно брал на себя обязательство оставаться мужем Мерседес до конца ее дней; период, когда его называли Габито, навсегда будет вычеркнут из ее жизни, ибо отныне их никогда не будет разделять расстояние, что могло бы побудить ее в порыве ностальгии взять в руки старые письма. Во-вторых, возможно, ему самому эти письма напоминали о том времени, когда он и в самом деле пренебрег Мерседес, закрутив роман с Тачией и затем короткую интрижку с Пуппой; без сомнения, совесть требовала, чтобы он уничтожил все следы своей былой неверности (быть может, поэтому теперь он не искал встреч с Тачией, с которой познакомился ровно за два года до женитьбы на Мерседес). И наконец, это также может означать, что молодой человек, хваставшийся в самолете своими будущими достижениями, в действительности надеялся скоро прославиться и с самого начала чутье подсказывало ему, что он должен заранее уничтожить все документы о своей былой жизни и заняться созданием собственного имиджа для будущих исследователей, критиков и биографов. Какова бы ни была правда, данный поступок свидетельствует об интуитивном стремлении Маркеса не цепляться за прошлое, не собирать сувениры или памятные вещи — даже такие, что имеют отношение к его произведениям.

629

См. Consuelo Mendoza de Ria~no, «La Gaba», Revista Diners (Bogot'a), noviembre 1980; Beatriz L'opez de Barcha, «Gabito esper'o а que yo creciera», Carrusel, Revista de El Tiempo (Bogot'a), 10 diciembre 1982; Claudia Dreifus, «Gabriel Garc'ia M'arquez», Playboy, 30:2, February 1983, p. 178.

Плинио Мендоса нашел работу в 'Elite — ведущем общественно-политическом журнале страны. Там Гарсиа Маркес встретит человека, который станет одним из самых влиятельных его знакомых в будущем. Это Симон Альберто Консальви, впоследствии министр иностранных дел республики. Через Мигеля Анхеля Каприлеса, владельца «Каприлес-груп» — одной из наиболее влиятельных корпораций в сфере средств массовой информации, Мендоса устроил на работу и Гарсиа Маркеса. Тот 27 июня был назначен главным редактором самого несерьезного из журналов Каприлеса, Venezuella Gr'afica, известного в народе как Venezuella Pornogr'afica, потому что в нем печатали фотографии полуобнаженных кинозвезд [630] . Для журнала 'Elite Гарсиа Маркес только что написал важную статью о казни экс-президента Венгрии Надя (28 июня 1958 г.), но для журнала, в котором теперь он работал, Габо писал мало.

630

Sorda, El otro Garc'ia M'arquez, p. 185.

Пришли хорошие новости из Колумбии: неожиданно в Боготе была опубликована его повесть «Полковнику никто не пишет» — в июньском номере литературно-критического журнала Mito, в котором перед самым отъездом Маркеса в Европу в 1955 г. был также напечатан его рассказ «Исабель смотрит на дождь в Макондо». Он дал один экземпляр повести Херману Варгасу, и тот, «без моего ведома», как скажет Гарсиа Маркес, передал ее редактору Китану Дурану [631] . Публикация повести в литературном журнале означала, что в очередной раз его произведение было напечатано фактически нелегально и его прочтут не более нескольких сот человек. Но ведь это лучше, чем ничего, вероятно, уверял себя Маркес в те дни, когда еще и мечтать не смел о широкой популярности.

631

Eligio Garc'ia, Tras las claves de Melqu'iades, p. 366.

И опять политика вмешается в его судьбу, внесет в его жизнь радикальные перемены. С тех пор как в начале 1956 г. в Париже Николас Гильен сказал ему, что единственная надежда для Кубы — молодой юрист Кастро, возглавляющий Движение 26 июля, Гарсиа Маркес пристально наблюдал за деятельностью кубинского политика — как тот готовил в Мексике свержение Батисты, как на моторной яхте «Гранма» совершил героическое путешествие к берегам Кубы, окончившееся гибелью почти всего отряда, как вел партизанскую войну в кубинских горах Сьерра-Маэстры. Гарсиа Маркес быстро распознал в Кастро великого человека. Растревоженная Венесуэла на ощупь шла к новому демократическому порядку, двигалась путем перемен, который Маркес никогда не забудет. Однако Венесуэла была не его страна, и с течением времени происходящие в ней процессы волновали его все меньше и меньше. В любом случае в общественно-политической жизни он мог участвовать только как журналист — готовя репортажи, редакционные статьи, — а этой возможности его лишили. А вот Кубе — поскольку развернутая Кастро политическая борьба имела значение для всей Латинской Америки — в плане последствий, а может, и целей Гарсиа Маркес готов был отдать свои предпочтения.

В Каракасе у сестры Кастро, Эммы, он взял интервью, которое под заголовком «Мой брат Фидель» («Mi hermano Fidel») было опубликовано в Momento 18 апреля 1958 г. На протяжении всего года он с возрастающим волнением следил за событиями на Кубе. Хотя Кастро еще не объявил свое движение социалистическим, Гарсиа Маркес осознал, что впервые за свою теперь уже долгую журналистскую карьеру он способен демонстрировать неукротимый энтузиазм в отношении политика и откровенно оптимистичный настрой в отношении его революционной кампании. Маркес упомянул, что любимое блюдо Кастро, которое тот сам великолепно готовит, — спагетти, и затем добавил: «В Сьерра-Маэстре Фидель до сих пор готовит спагетти. „Он хороший человек, простой, — говорит его сестра. — Хороший собеседник, но, главное, он умеет слушать“, Она утверждает, что он может с неугасаемым интересом часами слушать любой разговор. Способность принимать близко к сердцу проблемы своих товарищей вкупе с железной силой воли, похоже, и есть сущность его натуры» [632] . Через сорок пять лет Гарсиа Маркес скажет то же самое — и будет есть спагетти, приготовленные Кастро на собственной кухне, — и это неудивительно: Фидель Кастро — одно из немногих явлений в его жизни, в которое он не утратил веру. И теперь, когда выяснилось, что Кастро участвовал в Bogotazo — в событии, свидетелем которого был и Гарсиа Маркес, — его интерес к героической деятельности молодого кубинца заметно возрос. В сущности, после публикации интервью с Эммой Кастро члены Движения 26 июля в Каракасе стали снабжать Гарсиа Маркеса информацией, которую он, в свою очередь, публиковал в журналах, где работал.

632

GGM, «Mi hermano Fidel», Momento (Caracas), 18 abril 1958.

Новый, 1959 г. Гарсиа Маркес и Мерседес встречали в доме одного из членов семьи Каприлес. В три часа ночи они вернулись домой. Лифт не работал, и они стали подниматься на шестой этаж пешком. Поскольку оба много

выпили, им приходилось делать передышку на каждой лестничной площадке. Наконец-то открыв дверь своей квартиры, они услышали, как город взорвался какофонией различных звуков: народ ликовал, машины сигналили, звонили церковные колокола, гудели заводские гудки. Еще одна революция в Венесуэле? Радио у них дома не было, и им пришлось мчаться вниз через шесть пролетов, чтобы узнать, что случилось. Консьержка — она была родом из Португалии — сообщила им, что революция не в Венесуэле: Батисту свергли на Кубе! [633] Позже в тот же день, 1 января 1959 г., Фидель Кастро со своей повстанческой армией вошел в Гавану и открыл новую эру в истории Латинской Америки. И впервые после открытия Америки вся планета окажется в прямой зависимости от политических событий в Латинской Америке. Возможно, для его континента завершилась эпоха одиночества и неудач, как, наверно, думал Гарсиа Маркес. Позже в тот же день вместе с Мендосой они отмечали это известие на балконе квартиры семьи Мендоса в Бельо-Монте за бокалами холодного пива. По автострадам Каракаса носились машины, своими гудками оглашая весь город; ветер полоскал вывешенные из окон домов кубинские флаги. Следующие две недели друзья, находясь каждый в своей редакции, внимательно следили за новостями, сходившими с телетайпа.

633

N'u~nez Jim'enes, «GM у la perla de las Antilla».

18 января 1959 г., когда Гарсиа Маркес, собираясь идти домой, наводил порядок на своем столе в редакции журнала Venezuella Gr'afica, неожиданно явился кубинский революционер и сказал, что в аэропорту Майкетиа ждет самолет, готовый увезти на остров журналистов, желающих присутствовать на открытом судебном процессе над преступниками режима Батисты под названием «Операция „Правда“». Интересует ли его это? Решение следовало принять немедленно, потому что самолет отправлялся этим же вечером и даже не оставалось времени на то, чтобы заехать домой. В любом случае Мерседес уехала в Барранкилью, чтобы побыть немного со своими родными. Гарсиа Маркес позвонил Плинио Мендосе: «Клади в чемодан две рубашки и дуй в аэропорт: Фидель приглашает нас на Кубу!» И уже вечером они вдвоем — Гарсиа Маркес даже не переоделся, не захватил паспорт — сидели в захваченном у армии Батисты двухмоторном самолете, «провонявшем мочой» [634] . Когда они под объективами фото- и телерепортеров, освещавших это событие, поднялись на борт, Гарсиа Маркес пришел в ужас увидев в кабине пилота известного радиоведущего (он был кубинский эмигрант), ведь никто не знал, умеет ли тот водить самолет. Потом Маркес услышал, как радиоведущий жалуется работникам авиакомпании, что самолет перегружен людьми и багажом, который громоздился в проходе. Дрожащим голосом Гарсиа Маркес спросил у пилота, удастся ли им долететь. Пилот посоветовал ему положиться на Деву Марию. Самолет вылетел в грозу, и им пришлось сделать ночью аварийную посадку в Камагуэе.

634

GGM, «No semeocurre ning'un t'itulo», Casa de las Am'ericas (Habana), 100, enero — febrero 1977.

В Гавану они прибыли утром 19-го, спустя три дня после того, как Кастро стал премьер-министром, и сразу же погрузились в водоворот волнующих драматических событий новой революции. Всюду пылали красные флаги, среди крестьян в соломенных шляпах расхаживали бородатые партизаны с ружьями, царила незабываемая атмосфера эйфории. Первым делом два друга обратили внимание на летчиков из военно-воздушных сил Батисты. Те отпускали бороды, давая понять, что они теперь революционеры. В мгновение ока Гарсиа Маркес оказался в национальном дворце, где, как ему помнится, царил настоящий хаос — революционеры, контрреволюционеры, иностранные журналисты. По словам Мендосы, когда они вошли в пресс-центр, он увидел Камило Сьенфуэгоса и Че Гевару. Они о чем-то беседовали, и Мендоса явственно услышал, как Сьенфуэгос сказал: «Перестрелять нужно всех этих гадов» [635] . Уже через несколько минут Гарсиа Маркес интервьюировал легендарного испанского генерала Альберто Байо и вдруг услышал тарахтение вертолета над головой. Это прилетел Кастро, чтобы рассказать миллионной толпе, собравшейся перед дворцом на Авенида-де-лас-Мисонес, про «Операцию „Правда“» [636] . Когда Кастро вошел в просторную комнату, Гарсиа Маркес прервал интервью. От кубинского лидера, приготовившегося начать свою речь, его отделяли всего три человека. Неожиданно Гарсиа Маркес почувствовал, как в спину ему уткнулось дуло пистолета. Оказывается, президентская охрана приняла его за лазутчика. К счастью, он сумел ее в этом разубедить.

635

Mendoza, La llama у el hielo, p. 60.

636

Эта речь воспроизведена в работе Amonio N'u~nez Jim'enes, En marcha con Fidel (Habana, Letras Cubanas, 1982).

На следующий день два колумбийца отправились в «спортивный городок», чтобы посмотреть, как будут судить сторонников Батисты, обвиняемых в военных преступлениях, и пробыли там весь день и всю ночь. «Операция „Правда“» имела своей целью показать всему миру, что революция судит и казнит только военных преступников, а не всех «сторонников Батисты», как заявляли некоторые американские СМИ. Гарсиа Маркес и Мендоса присутствовали на суде над полковником Хесусом Соса Бланко, известным своими преступлениями: его обвиняли в убийстве безоружных крестьян. На стадионе был ярко освещенный ринг, где и стоял закованный в наручники обвиняемый. Два колумбийца сидели в первом ряду. Толпа, запивая пивом импровизированные завтраки, обеды и ужины, требовала крови. Соса Бланко пытался защищаться, в его голосе слышались одновременно презрение, цинизм и страх. Когда Бланко все же признали виновным, Плинио Мендоса пробрался к приговоренному с микрофоном и попросил прокомментировать вердикт, но Соса отказался отвечать. Позже Гарсиа Маркес сказал, что это событие заставило его изменить свой замысел «Осени патриарха», который он теперь представлял как суд над недавно свергнутым диктатором, повествование в форме монологов, ведущихся вокруг трупа. В тот вечер журналисты пошли навестить осужденного в его камере, но Маркес с Мендосой за ними не последовали. На следующее утро в гостиницу явились жена и двенадцатилетние дочери-двойняшки Бланко, они умоляли иностранных журналистов подписать прошение о помиловании. Все подписали. Накануне вечером мать заставила дочерей выпить таблетки, чтобы они не спали и «запомнили эту ночь на всю оставшуюся жизнь» [637] . Подписывая прошение о помиловании, Гарсиа Маркес, по-видимому, руководствовался не представлениями о справедливости, — должно быть, ему было жалко семью Бланко, да и вообще он всегда был против смертной казни. Суд действительно напоминал цирк, как выразился Соса Бланко, правда не римский. Его вина не вызывала сомнений, и по прошествии многих лет Гарсиа Маркес и Мендоса скажут, что, несмотря на все несовершенства судебного процесса, по их мнению, приговор был справедливым [638] .

637

Mendoza, La llama у el hielo, p. 67.

638

См. Gilard, red., De Europa у Am'erica I, p. 53; Mendoza, La llama у el hielo, p. 6768.