Габриэль
Шрифт:
— Это просто возмутительно! — восклицает Тереза, покачав головой с отвращением. — Он ждал, пока наша дочь вернётся домой. Какие ещё могут быть намерения, детектив Дуко? Я не собираюсь учить вас вашей работе, но этот человек — зло. Он причинил боль нашей дочери и обманывал всех нас. Он находился прямо у нас под носом… — её голос срывается на всхлип, и Тициано притягивает её к себе, обнимая.
Дуко с серьёзным видом оглядывает её семью.
— Мне искренне жаль, через что пришлось пройти вашей дочери, — говорит он тихо.
Дверь
— Моя маленькая, — плачет Тереза, бросаясь к Беатрис и обнимая её. Тициано и девочки следуют за ней, окружая сестру объятиями.
Их семейная связь столь крепка, что у меня в груди зарождается тихая, глубинная боль, пока я наблюдаю за ними.
— Габриэль, — Дуко привлек мое внимание, и мы отошли подальше от семьи. — Как ты держишься?
— Не слишком ли переборщил? — спрашиваю я его вместо ответа
Губы Дуко дернулись в едва заметной усмешке.
— Нет, мог бы и наручники на тебя надеть, но я ценю свою жизнь.
Я оглядываюсь на Беатрис, и она тоже поднимает взгляд. Странное чувство — смотреть на человека и понимать, о чем он думает. И все, чего я хочу, — это тоже обнять ее.
— Мне нужно сделать её фотографии, — говорит Дуко, и я снова смотрю на него.
— Полегче, брат, это для документов, — вздыхает он, видя, что я продолжаю сверлить его взглядом. — Послушай, то, что ты прикончил этого ублюдка, не означает, что у меня нет работы. Ты же понимаешь, что есть большая вероятность, что его семья попытается добраться до тебя.
— Пусть попробуют.
Я снова смотрю на Беатрис, теперь она опустила голову.
— Пусть этим займётся кто-нибудь другой.
Дуко усмехается:
— Конечно, медсёстры знают протокол для жертв нападений, и я могу попросить офицера-женщину заняться этим, если так тебе будет спокойнее.
— А ты как думаешь?
Дуко улыбается и, покачивая головой, уходит, направляясь к Беатрис. Она поднимает на него взгляд, пока ее семья расступается, давая ему место. Но ее глаза снова находят мои, через его плечо.
— Мисс Бьянки, меня зовут детектив Дуко. Мне нужно задать вам еще несколько вопросов о произошедшем, но сначала медсестра проводит вас в отдельную комнату, чтобы дать возможность офицеру-женщине сделать фотографии… — начал он.
Беатрис кивает, обращаясь к Дуко:
— Да, я помню с прошлого раза.
Медсестра катит её по коридору, но останавливается, когда Беатрис оборачивается через плечо.
— Габриэль, ты подождёшь?
— Конечно.
— Габриэль, прости, что не поблагодарил тебя. Я так рад, что ты последовал своему инстинкту. Ты снова спас её, — глаза Тициано наполняются слезами, и он обнимает меня, чего я совсем не ожидал.
Он отстраняется, вытирая лицо.
— Я всё ещё не понимаю, что происходит
Я стараюсь не выдать свою реакцию на его использование слова «сынок» и просто киваю в ответ.
— Тициано, любимый, детектив хочет задать тебе вопросы, — говорит ему Тереза. Он оборачивается ко мне, кивает и направляется к ней; она мягко касается его руки, когда он проходит мимо.
— Габриэль, спасибо тебе. А ты… — она поворачивается к Домани.
— Домани.
Она берет наши лица в ладони.
— Спасибо вам обоим, — с улыбкой говорит она, пока слезы текут по ее щекам. — Пусть Бог хранит вас обоих.
Она притягивает нас ближе и целует в щеки, а затем разворачивается и уходит.
— Сейчас, наверное, не лучшее время сказать ей, что я не верю в Бога, да? — говорит Домани, и я тихо смеюсь, глядя на него.
— Ты точно уверен, что хочешь пойти на это, Габ? — добавляет он, смотря на меня с серьезным выражением.
— Я уже не знаю. — Мой голос звучит тихо, почти шепотом.
Мой телефон зазвонил. Это моя тётя.
Я прислоняюсь головой к стене.
— Мне нужно поговорить с Розеттой. Можешь отвезти Беатрис обратно в пентхаус вместо меня? — спрашиваю я, глядя на Домани.
— Без проблем.
Я благодарю его и направляюсь к выходу из больницы, сжимая челюсти. Я понимаю, что разговор с моей тётей вызовет волну последствий для всего и всех вокруг.
Но сейчас Беатрис для меня важнее, чем продвижение плана.
По крайней мере, пока.
???
Несколько мужчин коротко кивают мне в знак приветствия, когда двери лифта раздвигаются, и я делаю шаг вперёд. Домани, занятый за кухонным островом, поднимает глаза, замечая меня.
— Как всё прошло? — спрашивает он.
— Она недовольна, но я успокоил её альтернативным планом насчёт того, как поступить с Тициано, — отвечаю я, бросив быстрый взгляд на дверь спальни, прежде чем продолжить.
— Мы ударим по его репутации. Когда я с ним закончу, он больше не сможет заниматься юриспруденцией. А когда его семья узнает правду, он потеряет и их, — говорю я холодно, в голосе не осталось ни капли сомнения.
Я направляюсь в гостевую ванную, и Домани следует за мной. Подойдя к зеркалу, я смотрю на запёкшуюся кровь на своём лице, затем начинаю расстёгивать рубашку и смываю часть крови с кожи.
Когда я заканчиваю, Домани протягивает мне стакан. Я делаю долгий глоток, наслаждаясь прохладой напитка.
— Как она? — спрашиваю, глядя на него.
— Доктор приехала с нами, чтобы помочь ей устроиться, но по дороге сюда сказала, что Беатрис в шоке. Она велела следить, чтобы она отдыхала и пила достаточно жидкости. Через пару дней хочет снова осмотреть её, — отвечает Домани спокойно, но с лёгкой ноткой беспокойства в голосе.