Габриэль
Шрифт:
— Она спит? — спрашиваю я, слегка нахмурившись.
— Может быть, сейчас уже спит, но двадцать минут назад, когда я проверял, она всё ещё была в душе… и я слышал, как она плакала, — Домани залпом допивает остатки своего напитка.
У меня возникают трудности с концентрацией, когда в голове всплывают звуки её криков и отчаяния. Я резко трясу головой, пытаясь избавиться от этих мыслей.
Домани хлопает меня по плечу.
— Увидимся завтра, — говорит он, направляясь к выходу. По пути он отдаёт распоряжения мужчинам, организуя круглосуточное дежурство.
Я направляюсь
Я стучу тихо, но ответа не слышу. Снова стучу, но на этот раз осторожно толкаю дверь, стараясь не напугать её. Сердце сжимается при виде того, что передо мной открывается. Беатрис сидит под струёй душа, обхватив колени руками. Она всё ещё в одежде и дрожит.
Я снимаю обувь и носки, захожу внутрь и резко втягиваю воздух, когда понимаю, что вода ледяная. Поворачиваю регулятор душа, чтобы сделать воду теплее, и сажусь рядом с ней. Обнимаю её, чувствуя, насколько она холодная. Беатрис прижимается ко мне, словно черпая тепло.
— Кровь не смывается, — её голос дрожит.
Она поднимает трясущуюся руку, и я замечаю, что большая часть крови уже смылась, но вокруг ногтей всё ещё остаются пятна. Я тянусь за мылом, беру её руку и начинаю аккуратно мыть её пальцы, стараясь не причинить ей ни капли дискомфорта.
— Так лучше? — мягко спрашиваю я, продолжая осторожно смывать кровь с её рук, внимательно следя за её реакцией.
Она не смотрит на свои руки, но кивает, прижимаясь головой к моей груди.
— Тебе нужно помыться и отдохнуть, Беатрис, — говорю я, нежно поднимая её подбородок, чтобы встретиться с её глазами, покрасневшими от слёз. — Я дам тебе закончить здесь, а сам воспользуюсь другой ванной, — добавляю мягко, давая ей пространство, которое ей может понадобиться.
Я начинаю подниматься, но её пальцы цепляются за мою рубашку. Она тихо всхлипывает:
— Не уходи, пожалуйста.
Её голос дрожит, наполняя комнату хрупкой уязвимостью. Моя грудь сжимается от её слов. Я сажусь обратно, не отпуская её из объятий.
Я крепко прижимаю её к себе, чувствуя, как её тело дрожит.
— Ты… ты хочешь, чтобы я помог тебе? — спрашиваю я осторожно, не отводя взгляда от её покрасневших глаз.
Она медленно кивает в ответ, её пальцы всё ещё сжимаются на моей рубашке.
Я осторожно поднимаю её, чтобы мы встали. Мягко говоря, что собираюсь начать с её рубашки, стараюсь не напугать её. Она медленно поднимает руки, и я аккуратно стягиваю мокрую ткань через её голову.
Когда рубашка падает на пол, я невольно замираю. Мой взгляд скользит по её телу, и я замечаю каждую отметину — синяки на руках, шее, животе. Гнев и боль за неё сжимают мою грудь. Но я сдерживаю себя, понимая, что ей сейчас нужно спокойствие.
Я никогда не думал, что совместный душ может быть настолько интимным, как в этот момент. Несмотря на синяки и царапины, оставленные этим ужасным днём, она выглядит более прекрасной, чем я когда-либо мог представить.
Каждое движение — её едва заметное содрогание, тихий вздох, то, как вода стекает
Я ловлю её взгляд, и в её глазах отражаются усталость и боль, но также доверие. В этот момент мне становится ясно: это не просто желание защитить её, это что-то большее. Это стремление стать её опорой, её убежищем, человеком, который будет с ней, несмотря ни на что.
После того как я смываю остатки мыла и воды, я выхожу из душа, беря полотенце для неё и ещё одно для себя. Осторожно заворачиваю её в мягкую ткань, следя, чтобы она не замёрзла. Она всё ещё немного дрожит, и я стараюсь быть как можно более бережным, помогая ей высушиться.
Потом я беру щётку и нежно начинаю расчёсывать её волосы, пока они не становятся гладкими. Каждое движение медленное и осторожное, чтобы не причинить ей ни малейшего дискомфорта. Затем я подключаю фен, и его мягкий, тёплый воздух сушит её волосы, создавая уютный кокон вокруг нас.
Она сидит тихо, её глаза полуприкрыты. Я замечаю, как её плечи постепенно расслабляются. Когда я заканчиваю, её волосы выглядят мягкими и блестящими, и я чувствую странное удовлетворение от того, что сделал что-то такое простое, но значимое для неё.
Я приношу ей лекарство и стакан воды, чтобы она могла выпить. Убедившись, что она приняла таблетки, я аккуратно укладываю её в постель. Она выглядит такой хрупкой, и я делаю всё, чтобы не потревожить её.
Я ложусь позади неё, осторожно устраиваясь на кровати, и мягко обнимаю её, притягивая к себе. Её дрожь постепенно стихает, когда она кладёт свои руки поверх моих, удерживая их у себя на груди.
Мы лежим в тишине, слышно только её размеренное дыхание. Её тело начинает расслабляться, и я чувствую, как напряжение, сковывавшее её весь день, понемногу отпускает.
— Я здесь, Беатрис, — тихо шепчу я ей на ухо, мягко целуя её в висок. — Ты в безопасности.
Она слегка кивает, её пальцы крепче сжимают мои руки, словно она боится, что я исчезну. Я закрываю глаза, надеясь, что моё присутствие сможет дать ей хотя бы немного покоя этой ночью.
???
Следующие несколько дней проходят тяжело. Беатрис находится в полусонном состоянии, то и дело просыпаясь с криками или слезами из-за кошмаров. Каждый раз, когда она просыпается в страхе, её руки тянутся ко мне, и я всегда рядом, чтобы успокоить её.
Каждый её всхлип, каждый прерывистый вдох разрывает меня изнутри. Я держу её в своих объятиях, шепчу тихие слова утешения, которые иногда кажутся недостаточно сильными, чтобы заглушить её боль.
Ночью она почти не отпускает меня, словно боится снова остаться одна в темноте. Я крепко обнимаю её, надеясь, что моё тепло поможет ей почувствовать себя хотя бы немного защищённой.
Я работаю из пентхауса, постоянно наготове. Как только слышу её крики из спальни, тут же бросаю всё и бегу к ней. Беатрис почти ничего не ест, что меня сильно беспокоит. Мне приходится отвечать на сообщения от её семьи, заверяя их, что она отдыхает, хотя в глубине души я понимаю, что её состояние далеко от покоя.