Гадание на иероглифах
Шрифт:
— Ты коммунист! — вытаращив белесые глаза, орал толстяк, снова оплевывая лицо противника. — Коммунисты — злейшие враги всего человечества. Мы должны помнить, что спасение от коммунизма только в новой войне…
Толстяк что-то еще кричал о нации, об ее воле к жизни и победе, о подвиге и долге. А по углам шептались о том, что в фатерлянде сейчас еврейские погромы, и кто не дурак — обогащается, делает карьеру.
Генеральный консул Тикес глубокомысленно помалкивал и только яростнее сражался в скат с Максом. Максу
Прошла вся зима и почти все лето. В июле Макс неожиданно объявил:
— Все, Анни, уезжаем в Советский Союз, в Москву…
— Как? — не поняла она.
— Совсем. Наша миссия здесь закончена.
— Ты шутишь? — не поверила Анна.
— Вовсе нет, уезжаем в Советский Союз, понимаешь?!
— Ой… Я так ждала этого дня… Неужели он настал? — Анна даже прослезилась от радости. — Хоть одним глазком взглянуть на родную землю…
От волнения Анна не спала всю ночь. Сразу припомнились дорогие сердцу родные картины, память о которых столько лет жгла душу. «Живи хоть всю жизнь на чужбине, все равно будешь думать, что это временно», — думала она про себя. Разом все как-то отодвинулось далеко-далеко, будто и не было всех этих лет в Китае.
По версии Макс якобы возвращался в Германию через Советский Союз. Эмигрантка Анна Валениус не имела заграничного паспорта и не могла ехать с Максом. Нужно было особое разрешение немецкого консула.
— Неужели мы с тобой должны расстаться? — волновалась Анна.
— Без тебя не уеду… — успокаивал Макс. — Пойду за содействием к генеральному консулу Тикесу.
— Ты уезжаешь в фатерлянд? — удивился консул.
— Когда-нибудь надо же уезжать… — уклончиво ответил Макс и объяснил цель своего прихода.
— Задал ты мне задачу, — проворчал Тикес. — Я-то паспорт выдать не могу, не правомочен, нужно обращаться к генеральному консулу в Харбине.
— Без вашей помощи, герр консул, нам не обойтись, — смиренно проговорил Макс. — В Харбине нас и слушать не станут. Вот если бы вы написали рекомендацию… Этакий проект на получение паспорта…
Тикес задумался.
— Ладно, — решительно сказал он, — так и быть, по старой дружбе… Жаль, теряю такого партнера по скату.
— Мне тоже жаль, — улыбнулся Макс.
Надежда вновь окрылила Анну. И хотя день отъезда еще не был обозначен, она уже начала складывать вещи. Один за другим выставлялись в переднюю упакованные чемоданы, их квартира принимала какой-то опустевший вид.
Наконец распрощались со всеми знакомыми.
— Правильно делаете, — подмигивали Максу нацисты. — Германии сейчас нужны такие крепкие парни.
— Богатеть едете? — иронизировали другие.
Макс отшучивался, стараясь не задеть ни тех, ни других, он строил из себя лояльного немца.
В Харбине Клаузен пошел к генеральному консулу насчет
— Придется делать запрос на Вильгельмштрассе, — официально сказал консул.
Макс знал: Вильгельмштрассе — улица в Берлине, где находилось министерство иностранных дел.
— Так и за год не получишь паспорта! — воскликнул он.
— Вполне вам сочувствую, но таковы правила, — красноречиво развел руками консул. — Она как иностранка должна получить разрешение на въезд в Германию.
— Нам нужно ехать, — решительно сказал Макс. — Я рвусь в фатерлянд. Германии нужны солдаты. Хайль Гитлер!
Против такого аргумента консул не стал возражать. Он хитро поглядел на Макса мудрыми, старыми глазами, сказал добродушно:
— Только благодаря рекомендации Тикеса…
И оформил Анне паспорт как иностранке для проживания в Германии в течение шести месяцев.
— И скат сыграл свою роль, — весело говорил Макс, помахивая паспортом перед глазами Анны.
В тот же день Макс сделал запрос в Центр и получил разрешение на въезд Анны в Советский Союз.
Теперь уже ничто не задерживало их в Харбине.
На пограничной станции Маньчжурия японские таможенники долго и тщательно осматривали их багаж. Перебрали, что называется, все до нитки. Наткнулись на фотографии, которыми Макс очень дорожил. Снимки были сделаны в разных городах: в Кантоне, Шанхае, Мукдене. Это были документальные подтверждения жестокости колонизаторов в Китае. Расправа англичан с демонстрантами. Убитые китайцы на улицах Шанхая. Повешенные на улицах Кантона. Японские солдаты в Мукдене.
Низкорослый, тщедушный таможенник в форменной фуражке вздел огромные очки и стал внимательно рассматривать фотографии. Его узкие глазки за очками зажглись интересом. Отложив последнюю фотографию, он, не глядя на Макса, лаконично сказал по-немецки:
— Es ist verboten (это запрещено).
— Но позвольте… — возмутился Макс.
— Man darf nicht (нельзя), — строго остановил его таможенник и бросил фотографии в ящик стола.
— Черт, — ругался после Макс. — Как я не догадался запрятать их подальше? Такие фотографии. — Он был сильно раздосадован.
На советской стороне их отпустили очень быстро. Молоденький, румяный пограничник, отдавая им паспорта, вежливо взял под козырек.
За окном купе международного вагона как бесконечный зеленый сон тянулась великая сибирская тайга. Анна и Макс занимали отдельное купе. Большую часть времени Анна проводила у окна. Тихо плыли мимо поезда мохнатые шапки сопок, бежали кусты, обгоняя друг друга, растворялись в ночном спокойствии города… Поезд стремился вперед, к ее родному Новониколаевску. Сердце замирало от радости — неужели это не сон и она на родней земле?