Гадание на иероглифах
Шрифт:
— Покой, только покой, и лед на сердце, если будет хуже, — строго сказал он Анне, складывая в чемодан все принадлежности. — Я поищу вам сиделку.
— Нет, нет, — бурно запротестовал Макс, — не выношу никаких сиделок, они мне действуют на нервы, заранее чувствуешь себя покойником.
— Но вам необходима сиделка, — настаивал врач.
— Не беспокойтесь, доктор, — вмешалась Анна, — я тоже сиделка, много лет проработала в госпитале, так что справлюсь сама.
— Тем лучше, — решил доктор. Уходя, он пообещал регулярно навещать больного.
Макс попросил не
— Заменить меня все равно некому, — рассуждал он, — а события таковы, что отлеживаться некогда.
— Ну как же, Макс, — заплакала Анна, — ты так болен!
— Ничего! — как говорят русские, — отшучивался он.
— Разреши мне носить аппаратуру в условленное место, — попросила Анна.
Макс помолчал, обдумывая ее предложение, потом сказал одобрительно:
— Пожалуй, это ты хорошо придумала, дружище, спасибо тебе… Черт знает, свалишься где-нибудь с аппаратом на улице…
В течение трех месяцев врач не разрешал вставать Максу с постели, регулярно делая ему уколы. Зорге, конечно, узнал о его болезни и был страшно огорчен. Предлагал Максу поехать в горный санаторий, но тот наотрез отказался.
— Нужно работать, Рихард, без меня организация безгласна, а времена такие, что нужно быть начеку.
— Это само собой, — согласился Зорге, — но лучше бы отдохнуть.
Чтобы работать в кровати, Клаузен заказал в своей мастерской специальную полку. Анна научилась собирать и устанавливать передатчик, антенну. Лежа в постели, Макс готовил на этой полке радиопередачу. Затем Анна устанавливала возле кровати на двух стульях передатчик и приемник. Начиналась передача.
Зорге в это время приносил только самые важные сообщения. А после болезни все-таки настоял на том, чтобы Макс уехал на несколько недель в Арконе, на горячие воды в горах. Два раза в неделю Клаузен приезжал в Токио для работы.
Анна знала, что японская полиция следит за каждым шагом любого иностранца почти в открытую. Она долго думала, как сделать свои походы с аппаратурой в разные районы города вполне естественными и безопасными. Наконец придумала. Пошла на рынок, где продавали всякую живность, и купила полдюжины кур и петуха. Все это хозяйство она принесла домой в большой круглой плетушке с крышкой.
— Вначале пес, теперь куры, — озадаченно проговорил Макс. — Не думаешь ли ты завести и корову, Анни?
— Понадобится — заведу и корову, — с нарочитой бравадой ответила Анна, но тут же расхохоталась над его обескураженным видом.
Джек с любопытством обнюхал плетушку и улегся на безопасном расстоянии — мало ли что можно ожидать от этого загадочного вторжения.
— Ты только взгляни, какие куры, Макс.
Анна слегка приоткрыла крышку. Притихшие в темноте куры заволновались, Джек навострил уши.
— Куры что надо, — согласился Макс. — Жаркое будет отличное!
— Обжора, — рассердилась Анна.
С кухни прибежала прислуга и с чисто крестьянской деловитостью одобрила покупку.
Вечером, когда прислуга ушла домой, Анна объяснила Максу, зачем нужны куры.
— Для кур нужен корм, так?
— Так.
—
— Обратно возвращаешься с кормом! — докончил Макс. — Ну, Анни, поистине твоей изобретательности нет предела.
В Токио куры не редкость, они водились во многих японских домах. По утрам их выпускали на улицы как санитаров — они склевывали всякие отбросы. Поэтому куры Анны никакого недоумения у местных полицейских не вызвали. Полицейские иногда останавливались у дома Клаузенов, смотрели на породистых кур и восхищенно цокали языками. Польщенная хозяйка озабоченно справлялась у них, где бы ей купить корм для своих несушек. Полицейские давали адреса магазинов, с готовностью объясняли, как туда доехать или дойти. Анна горячо благодарила, а потом ехала с узелком в назначенное Максом место. Подобный узелок ни у кого не вызывал подозрений, так как японцы имеют обыкновение носить все в таких узелках. Постепенно местные полицейские привыкли, что Анна часто ходит с узелком, и перестали обращать на нее внимание. Они знали, что госпожа носит корм для своих кур. Возвращаясь домой, Анна заходила в лавочки, чтобы купить продукты, опускала узел с чемоданчиком на пол, на него сверху клала покупки, в общем, держалась так, будто ничего не опасалась.
— Осторожнее, Анни! — предупредил ее как-то Макс. — Все до поры до времени, — нарвешься на слишком любопытного полицейского.
— Полицейские ищут тех, кто прячется больше, чем надо, — успокоила она его.
Зорге, узнав о выдумке Анны, весело сказал:
— Женщина, оберегая любимого мужа от его врагов, бывает изобретательна и беспощадна.
Эдит с ребенком уехала-таки к сестре в Австралию. Бранко остался один в большом, осиротевшем доме. Однажды не выдержал, пожаловался Анне:
— Не могу… Все время чудится, что меня зовет Рауль.
Его голос оборвался, и на глазах появились слезы. Иногда среди разговора он вдруг умолкал и при этом останавливал взгляд на какой-нибудь точке. В такие минуты Анна понимала, что мысли его далеко. Она пыталась развлечь его разговором, он ласково улыбался ей, но глаза оставались замкнутыми.
— Нелегко ему, — сочувственно говорила она Максу.
— Да уж, не позавидуешь! — соглашался он.
Последнее время на улицах города Анна наблюдала одну и ту же картину: проводы уходящих на фронт солдат и призывников. Процессии родственников, товарищей по работе, школьников, патриотических организаций сопровождали солдат и призывников от одного синтоистского храма к другому. Боги синто — воинственные, веселые боги. Все радостные события отмечаются в синтоистских храмах. Все печальные — в буддийских. Следовательно, проводы на фронт считались радостным событием. Призывники шли в красных шарфах, с яркими вымпелами в руках. Под хлопанье ладоней и громкие крики «банзай» пели воинственные песни. Провожающие сгибались в низком поклоне перед солдатами.