Гадюки в сиропе или Научи меня любить
Шрифт:
– Вы… Вы…
Дитрих не мог подобрать подходящих слов, чтобы передать свои эмоции. Они захлестывали с головой. Хотелось сделать нечто экстраординарное, например, одарить Кристину пощечиной, или в очередной раз выплеснуть ей в лицо воды. Ведь слова всегда проходили мимо нее. Но Ланц осознал, что и действия должного эффекта не возымеют. Мисс Вильямс в очередной раз его проигнорирует, а потом, возможно, даже посмеется над его вспыльчивостью.
– Говори смелее, не бойся, – подначивала она его.
– Лучше промолчу, – произнес Дитрих, делая глубокий вдох.
–
– В каком смысле?
– Ты же так любишь играть роль борца за права униженных и оскорбленных. Некий рыцарь печального образа, страдающий за убеждения. Сейчас ты стараешься держать себя в руках. Странно, если говорить откровенно.
– Не сомневаюсь, что вам понятны мотивы моих поступков.
– И? – вскинула брови Кристина.
– Это все, что вы хотели мне сказать? – вопросом на вопрос ответил Дитрих, поправив кепку.
Теперь можно было без труда заглянуть ему в глаза. Парень смотрел на Кристину с вызовом. Больше не осталось причин держать себя в руках.
– Я хотела тебе сказать, что не желаю видеть твои подношения на могиле дочери, – подтвердила его догадки Кристина. – Больше мне нечего сказать. Впрочем, ещё кое
что. Я хочу забрать вещи Люси. Не стоит тебе хранить их у себя дома. Тебе они все равно не пригодятся.
– Может, вы мне ещё думать о Люси запретите? – процедил Дитрих сквозь зубы.
– Увы, не могу этого сделать, – усмехнулась женщина. – Если бы могла, обязательно…
– Знаете, когда вы позвонили мне и предложили встретиться, я наивно предположил, что хотя бы немного вы изменились, но теперь понимаю: ошибался. Вы не изменитесь никогда. Раз уж даже смерть дочери не смогла повлиять на ваше мировосприятие, то уже ничто не повлияет. Я, например, не могу представить более страшное потрясение.
– Не тебе меня судить.
– Я и не собираюсь. Не судите, да не судимы будете, – произнес Ланц. – Не собираюсь я вас осуждать. И учить жизни тоже не буду. Думаю, на этой радостной ноте нам с вами стоит попрощаться. Искренне хочется верить, что я вас больше никогда не увижу. Желаю и вам со мной не сталкиваться.
– Ты перестанешь приносить ей цветы?
– Нет.
– Зная, что я их выброшу?
– Теперь я даже больше принесу. Из вредности, – прошипел Дитрих, поднимаясь из
за стола. – Прощайте, мисс Вильямс. Надеюсь под вашим чутким руководством этот милый ребенок, – взгляд Дитриха переметнулся в сторону малышки, молчаливо внимавшей их перепалке, – не превратится в копию Люси. Такую же забитую жизнью особу, какой когда
то была моя любимая девочка.
Он не стал дожидаться ответа. Подхватил со стула свой рюкзак, и, не прощаясь, прошествовал мимо Кристины. На этот раз они не поругались, хотя и не достигли единой договоренности. Можно было порадоваться тому, что общение прошло не так, как раньше. Отношения не наладились, но и откровенного скандала на потеху зевакам не вышло.
– Упрямая скотина, – прошипела Кристина, глядя вслед Дитриху, удалявшемуся от места их встречи.
Он ни разу не обернулся, хотя был велик соблазн показать директрисе неприличный
– Мам, кто этот дядя? – потянула девочка за рукав свою приемную родительницу.
Кристина посмотрела на нее отсутствующим взглядом, потом все же сумела усыпить внутренних демонов, улыбнулась и произнесла:
– Забудь. Это был призрак из прошлой жизни.
– Призрак? – ребенок испуганно посмотрел на мать. – А он вернется?
– Нет, он никогда не вернется, – решительно ответила мисс Вильямс.
Она сама обеими руками голосовала за желание Дитриха больше никогда не пересекаться. В их ситуации, решение игнорировать друг друга было единственным цивилизованным выходом из тупикового положения.
*
Переживания – плохой союзник в плане принятия ответственных решений. Лучше делать это с холодной головой, подготовившись к неприятной встрече основательно, не полагаясь на импровизацию.
Чувства здесь не помощник. Они все только портят. И неважно, какие именно чувства. Будь то любовь или же наоборот ненависть. Важно, что во время борьбы они становятся плохими спутниками, виртуозно путают карты, все время выводят на первый план проблемы, отнюдь, не самые важные. Недаром людям советуют чаще думать головой, а не сердцем. И лучше семь раз отмерять, лишь потом браться за ножницы.
Борьба… Такая глупая. Совершенно неуместная в их ситуации, она неизменно выходила на первый план, да так там и оставалась. Время шло, но ничего не менялось. Казалось бы, со временем все должно остаться в прошлом, картинки былой жизни – померкнуть, чувство взаимной неприязни притупиться. Дитрих искренне верил, что больше не испытывает к Кристине былой ненависти. И это убеждение жило в нем ровно до тех пор, пока он не заговорил с матерью своей бывшей девушки. Стоило ей открыть рот, как он ощутил всю гамму отрицательных чувств.
Она старалась влиять на его жизнь. Даже теперь, когда Люси не было, женщина продолжала совать нос в её дела, определяла, кто может приносить цветы на могилу, а кому лучше этого не делать.
Дитриху её слова и поступки казались варварством. Невежеством. Дикостью.
Она не имеет права ему указывать. Она – никто в его личной иерархии. Он никогда не станет подчиняться желаниям этой женщины. Ведь именно она стала причиной грусти Люси. Кристина старательно ломала свою дочь, надеясь однажды увидеть ту стоящей на коленях и вымаливающей прощение. Однако потерпела фиаско. Люси оказалась сильнее морально, чем могло показаться в первый момент.
Лайтвуд не тешила самолюбие матери, оттого попала в немилость. Заслужила не любовь, а презрение. Они изначально были разными людьми, даже удивительно, что судьба сделала их родственниками. Хотела посмеяться, вероятно.
Много раз Дитрих старался понять мотивы, которыми руководствовалась в своих поступках Кристина Вильямс, но ни разу не смог влезть в чужую шкуру, проникнуться чужими мыслями и взглядами на жизнь. Эта женщина оставалась загадкой, которую, правда, не хотелось разгадывать, чтобы не испачкаться в чужой грязи.