Гагарин: дорога на Марс
Шрифт:
А в сфере пилотируемых полётов только сейчас произошла первая катастрофа с жертвами, унёсшая две жизни. Было бы три, Ивана Лавейкина вовремя спас Андрей. И это американская катастрофа, у Советского Союза в космосе пока никто, тьфу-тьфу, не погиб, хоть сложные ситуации происходят едва ли не в каждом рейсе. Человека никто и ничто не заменит, особенно его смекалку, обострённую чрезвычайным желанием выжить.
Скорее всего, на Госкосмос обрушится ещё одна внеплановая нагрузка, пусть весьма выгодная в денежном плане: на «Скайлэб-2» и Европейской космической станции полно людей, без ротации экипажей не обойдутся
Глава 6
6.
Предложенная Андреем Гагариным провокация сработала с небывалой быстротой. «При первом же шухере», как говорили персонажи фильма «Джентльмены удачи», злоумышленник запаниковал, сделал несколько ошибок, а когда разоблачение стало неизбежным, скрылся в одном из отсеков для физических исследований, пристыкованном перпендикулярно к главному стеблю станции «Салют-12», и задраил люк изнутри. Леонов мог с ним связаться и с центрального поста, но нажал кнопку переговорного с ближайшего к запертому люку терминала.
Ксения обратила внимание, что у генерала один из карманов топорщится, выдавая зловещие очертания пистолета. С разгара Холодной войны, сейчас вроде бы шедшей на спад, станции вооружались некоторым количеством стрелкового оружия. Как дань тому времени над одним из отсеков в условном носу «салюта» высилась башенка с турельной пушкой Нудельмана. Формально — для расстрела приближающихся микрометеоритов, ха-ха три раза, никакой Соколиный Глаз не попадёт в предмет, приближающийся со скоростью сотни метров или даже несколько километров в секунду. На самом деле — для защиты от американских космических аппаратов и даже абордажной команды в скафандрах.
Сейчас оружие ничего не решало.
— Ференц! Не чуди, открой.
— Нет уж, Алексей Архипович. К вам лично ничего не имею, но вы обязаны отправить меня на Землю и сдать в КГБ. А я не хочу умирать в застенках Лубянки как мой кузен Ласло в Будапеште.
Дальше последовал сбивчивый рассказ. Сам Ференц Пушкаш был весьма молод в пятьдесят шестом году во время восстания в Венгрии, бегал только и швырял грязью в советские танки, пытаясь залепить стёкла смотровых приборов, чтоб танкисты высунулись под пули «защитников свободы». А вот двоюродного брата, его звали Ласло Пушкаш, арестовали, он сколько-то лет отсидел, вышел раньше срока по амнистии. Потом снова арестован — по обвинению в заговоре с целью убийства Яноша Кадора, Генерального секретаря ЦК Венгерской социалистической рабочей партии. Перед стартом Ференцу сообщили, что брата до смерти забили в тюрьме надзиратели.
— Ужасная новость, — согласился Леонов. — Сочувствую. Но мы причём? Вот рядом со мной Лавейкин, Феоктистов, Ксения Гагарина со своими тремя девочками. Что мы сделали тебе и твоему двоюродному?
— Лично вы — ничего плохого, — венгр говорил почти без акцента и бодро. — Но вы — часть всей этой тиранической системы, а она во многом основана на уверенности: мы — самые передовые и в космосе, и везде. Я решил разрушить вашу самоуверенность
— Вышла бы станция из строя. И что? — генерал решил довести объяснение до логической точки. Трансляция шла в ЦУП, пусть там тоже ломают голову, что делать с диверсантом.
— Без неё вы не соберёте марсианский комплекс. У американцев появится возможность лететь на Марс без вас. Они докажут преимущества «загнивающего» капитализма в космической сфере, в других сферах они и так очевидны. Это — начало конца вашей мракобесной социалистической системе. Рухнет СССР, свобода придёт и в оккупированные европейские страны.
Ровно то, о чём рассуждал папа, с холодком на сердце поняла Ксения, получается, без лидерства в космосе Союзу конец. Выходит, Гагарин — единомышленник с инсургентом Пушкашем, пусть находятся в разных идеологических лагерях, но обстановку оценивают сходным образом.
— Понятно, — с неестественным спокойствием согласился Леонов. — Но сейчас ситуация другая. Ты заперся в изолированном отсеке. Воздух в него подаётся от «Бриза» на станции, но запасы воды и пищи, если взял их с собой, ограничены. До падения коммунистической тирании не доживёшь.
— У меня ультиматум, — живо откликнулся космический карбонарий. — Дайте мне один «сапсан». Приведите беспилотно к второму стыковочному модулю отсека. Приземлюсь не в СССР, и до свиданья. Сами стройте свой траханый коммунизм.
— Или?
— Или выпущу водород из баллона, наберётся концентрация — подорву. Да, погибну. Но станция вместе с вами тоже. Живым вашему КГБ я не дамся.
Тот самый, который две минуты назад пафосно заявил: я — не коммунист, потому не убийца. Лишь обычный гуманист.
Леонов колебался секунд десять. Естественно, решение вне пределов его полномочий, надо доложить в ЦУП, пусть согласовывают там. Ксения увидела, как над высоким лбом генерала, переходящим в обширную лысину, выступили капельки пота.
Совещания на Земле — это время. Открутить вентиль водородного баллона и наполнить отсек до взрывоопасной концентрации — дело нескольких минут. Смертельно опасно для людей на станции, за которых Алексей Архипович в ответе.
Хорошо, что внутренняя связь была без видео, и венгр не мог узреть выражение жестокой непоколебимости на лице генерала, когда тот обманчиво мягко произнёс:
— Хорошо. Получишь «сапсан». Вентиляцию твоего отсека выключаю, чтоб ты не напустил нам водород или какую отраву. Часов на двадцать объёма воздуха хватит.
— Поторопитесь!
Леонов отрубил переговорное и повернулся к Масютину.
— Саша! Задание опасное и авантюрное. Возьмёшься?
— Какое, Алексей Архипович?
— Садишься в «сапсан», ведёшь на стыковку с отсеком. Автоматике не доверю, слишком деликатная ситуация. Гад не знает, что мы его обманываем. При сработке замка в стыковочном мы отделяем сцепку с этой стороны, ты оттаскиваешь физический модуль на полсотни метров, расстыковываешься и удираешь. Пока Ференц сориентируется и выпустит водород, у нас минут пять-семь точно имеется до взрыва. Ему нужно опорожнить весь баллон, иначе грохнет только внутри, волна высадит иллюминаторы и прикончит его самого.