Гала и Элюар
Шрифт:
Раздался протяжный тревожный свисток паровоза, как будто ее щемящее одиночество воплотилось вдруг в звуке, и вмиг ее окутала тьма. Когда поезд вынырнул из тоннеля, она уже взяла себя в руки. Она одна, и ей некому препоручить себя.
– Уже скоро, готовьтесь, – как будто угадав ее мысли, раздалось рядом, – Давос-Плац.
Галя надела манто – материнскую шубу из шкурок белки с кроличьими манжетами, изящно маскирующими потертости на рукавах, – и, взяв в руки дорожную сумку, пошла к выходу.
Галя неторопливо спустилась с высоких ступенек вагона и, размеренно цокая
Она подошла к человеку в форме.
– В Граубюнден, – сказала она отчетливо.
– Какой отель?
Улыбка тронула ее губы – этот постоянно встречающий пассажиров вокзальный служащий принял ее за путешественницу. Добрый знак, – подумала она и четко произнесла:
– Клавадель. Санаторий. Елена Дьяконова. Меня должен ждать экипаж.
Служащий вокзала уверенным жестом направил ее к мужчине в добротной ливрее и фуражке с галунами. Одного взгляда на человека в ливрее было ей достаточно, чтобы понять, что санаторий, куда она направляется, должен отличаться особым комфортом.
Он попросил у нее багажную квитанцию и указал на желтый кабриолет.
– Вещи получите прямо в санатории, а сейчас поспешите, успеете прямо к ужину.
Следуя его указаниям, она направилась к каменистой площадке, где, понурив головы, стояли запряженные гнедые.
– Элен Дьяконофф? – Вытянув шею, возница повертел головой, будто ждал еще кого-то. – Вы одна? – удивленно пробормотал он.
– Теперь с вами.
Возница вдруг весело сверкнул белоснежными зубами.
– Такая юная и такая смелая. Правду говорят, что русские девушки – самые смелые. У нас вам понравится, обязательно поправится, – зачастил он и с удовольствием отметил, как недовольное выражение на ее лице сменила благодарная улыбка. – Присаживайтесь, домчу вас в момент.
Он открыл дверцу. Расстегнув верхние пуговицы манто, она откинулась на спинку сиденья и, прикрыв глаза, застыла в неподвижности.
– Вам плохо?
– Нет, нет… Не знаю. Странно как-то. Голова кружится.
Ее голос – ровный и музыкальный – снова вызвал на лице возницы доброжелательную улыбку.
– Это от нашего воздуха. Поначалу многим здешний воздух кажется странным. Потом привыкают. Впервые у нас?.. – спросил он, чтобы успокоить ее разговором. На его взгляд, эта хрупкая девушка нуждалась в его поддержке. – В вашем возрасте очень многое впервые. Но все же смею предположить – дальние поездки для вас не внове. Где-то до нас вы… – он хотел сказать «лечились», но выбрал нейтральное слово «бывали». – Где-то до нас бывали?
– Мне нравится отдыхать на море, – серьезно ответила Галя. – Я люблю море и горы. Почти каждое лето мама снимает дом на берегу моря. В Ялте у нас есть любимое место. Но сейчас в Крыму слишком холодно и влажно, шквалистые ветра. А здесь бывает сильный ветер?
– Не
– Надеюсь, мне здесь понравится.
Он закрыл дверцу, но успел заметить на ее лице мимолетную улыбку.
Возница покачал головой, она не была похожа на обычных больных: не было в ней печати обреченности, что чаще всего угадывалась на лицах больных туберкулезом; девушка несла в себе какую-то потаенную радость. Как будто впереди у нее не долгие томительные и скучные в своем однообразии дни, а удивительные приключения, сулящие волшебные открытия.
II
– К тебе можно?
Галя оторвала взгляд от книги. На пороге стояла Лида. Будущая наследница купеческих миллионов была первым человеком, с которым Галя познакомилась в санатории. Лида стала для Гали наставницей, введшей ее в тесный мирок жизни этого прибежища для больных чахоткой, расположившегося посреди хвойного леса на заснеженной вершине.
Альпийский санаторий своей отделенностью от большого мира был похож на роскошный лайнер, бороздящий просторы океана, а пациенты – на пассажиров, проводящих время в роскоши, пока не достигнут долгожданного конечного пункта – выздоровления. Этой цели в санатории было подчинено все. Подъем в восемь утра, прием обильной калорийной пищи, долгие прогулки, дневной сон на открытой террасе. Ровно в десять все пациенты должны быть в своих комнатах. Снимаются последние показания термометров, выключается свет и наступает ночной отдых. Отдых, как и усиленное питание и насыщенный кислородом воздух, – главное условие успешного лечения, предписанного доктором Бодмером своим пациентам. Страдания под запретом, сильные эмоции – строжайшее табу, радость дозирована редкими концертами, небольшими прогулками и изредка танцами и маскарадами.
В окружении светлых стен, в золотистом прозрачном воздухе, несущем запах формалина, спирта и хвои, лениво и вяло течет время. Тишина, словно паутина, немыслимая в этом стерильном пространстве, опутывает все вокруг. Еле слышное тиканье висящих в холле настенных часов, с каждой секундой откусывающих кроху от вечности, скорее усыпляет сознание, нежели напоминает о необходимости действовать. Остается только предаваться грезам. Русские девушки делают это с упоением. Галя погружается в чтение, Лида поглощена своими мечтами.
В первый же день знакомства, хотя поблизости никого не было, Лида приблизила свои полные сухие губы к уху новой приятельницы и поведала свою «страшную тайну». В далекой провинциальной чайной столице ждет ее возвращения тайный жених. Сообщив об этом, она потащила Галю в свою комнату и, достав объемную, обвязанную розовой ленточкой пачку, заговорщически прошептала:
– Это от него.
И тут же, будто стесняясь своей переписки, спрятала письма обратно в стол и начала показывать ей фотографии: причудливый двухэтажный дом, похожий на инкрустированную шкатулку, серьезные лица, отмеченные общими с Лидой фамильными чертами – крупным носом, светлыми до прозрачности круглыми глазами, большим ртом.