Галактическая полиция (Кора Орват 1)
Шрифт:
Князь обернулся.
– А где наш любимый доктор?
– Я здесь, - слабым голосом откликнулась с потолка докторша. разгар свадебного пира князь Вольфганг, который в одиночку сожрал торт размером с автомобильное колесо, наклонился к уху Ко, которая сидела справа от него, и прошептал, выплевывая куски нежного крема ей на левое плечо: - Смотри, что я сейчас сделаю. Только молчи. Не переставая пожирать торт, розовый князь вытащил из верхнего кармашка махонький пузырек и, когда сидевший по левую руку от него Артур дю Гросси отвернулся, привлеченный соблазняющей улыбкой фотомодели, он насыпал из
– Теперь, - сказал он, - твой благоверный заснет праведным сном сразу после того, как ляжет в постель. Так что можешь спать спокойно и не визжать, не нарушать мир на нашем кораблике.
– Спасибо, - сказала Ко, нащупывая в сумочке таблетки, которые ей дала женщина-муха.
Артур дю Гросси поднял бокал, глядя в фиалковые глаза фотомодели, и та закричала ему через стол: - До дна, мой крошка!
Жених с удовольствием опустошил бокал, и слуги тут же наполнили его снова.
Вольфганг с головой ушел в торт, а в это время Ко увидела, как по потолку ползет женщина-врач в белом халате, почти невидимая снизу, тем более что никому не приходило в голову поглядеть на потолок. Когда она оказалась над головой Артура, она точно кинула в его бокал три таблетки. Вино в бокале вспенилось.
Жених взял бокал в лапу и выпил его за здоровье актрисы Клавы, на щеках которой еще оставались следы меда, которые она не смела смыть.
– Я решила подстраховаться, - прожужжала муха, переползая по потолку к Ко.
– Твоя честь будет спасена.
Выпив бокал до дна и поморщившись (возможно, таблетки были горькими), жених поглядел на Ко.
– Прошу тебя, не визжи сегодня, - ласково попросил он. Глаза его были мутными.
– Я так мечтаю овладеть тобою.
– Не удастся, мерзавец, - послышался грудной голос.
– Ты обещал, что женишься на мне, еще в прошлом году.
Ко удивленно обернулась и увидела полную статную девушку в скромном платье официантки.
Женщина взяла опустошенный бокал Артура и за его спиной наполнила его снова, а затем, не ставя на стол, высыпала в него какой-то порошок.
– Ты у меня проспишь всю брачную ночь, - злобно прошептала официантка.
Ко сделала вид, что не слышала и не видела ничего подозрительного. Зато, когда во время десерта жених заплетающимся языком сообщил ей, что он, пожалуй, немного перебрал, она сама предложила отправиться в опочивальню.
– Пошли, - согласился жених. Он попытался поцеловать молодую жену, но промахнулся и поцеловал плечо князя Вольфганга.
– Действуй, - удовлетворенно сообщил князь, - можешь спать спокойно. Тебе нужна помощь?
– Если что, - ответила Ко, - я вам повизжу. Князь весело засмеялся и принялся доедать торт. Ко помогла жениху подняться из-за стола. Сопровождаемые фривольными шутками и пьяными возгласами, молодые покинули зал.
Когда они проходили мимо официантки, та пронзила Ко ненавидящим взглядом.
– Не бойтесь, - сообщила Ко ревнивице, - они уже засыпают.
– Кто, простите, имеет возможность заснуть?
– спросил Артур дю Гросси.
– Я сейчас быстренько тебя обесчещу - и баиньки, хорошо?
Они вышли в коридор. Один из слуг шел впереди, показывая дорогу к брачному
– Вы можете идти, - отважно заявила Ко, когда Артур добрался до ложа.
И была права. Как только дверь за слугой закрылась, молодой муж во весь рост рухнул на кровать и захрапел так страшно, что Ко пришлось, помывшись, перетащить его в ванную и там запереть. После этого она спокойно легла спать.
Правда, чем черт не шутит - она приставила к двери в ванную тяжелое кресло и не стала на ночь раздеваться... Но никто ее до утра не побеспокоил.
Артур дю Гросси продолжал спать и утром, когда Ко вышла к завтраку, за которым была любезна, мила и ничем не показывала, что смущена или расстроена ночными приключениями. Спал он и днем, когда корабль "Сан-Суси" опустился на Марс, где, по уверению князя Вольфганга, Вероника должна была встретиться со своим отцом.
Так что очередную воспитательную беседу с молодой женой провел сам князь Вольфганг. Он ел варенье и напомнил Ко старинную иллюстрацию к классической книжке про малыша Карлсона, который живет на крыше и ест варенье. Тот выцыганивал у своего друга банки с вареньем и опустошал их дюжинами.
– Варенье, - сообщил дю Вольф, - обязано быть домашним. Ты должен ощущать, как каждую ягодку в нем держали пальцы женщины - прекрасные, сладкие пальцы, измазанные соком. Каждую ягодку они ласкали, прежде чем бросить в сахарный кипяток. Кстати, стоит сказать мне спасибо за то, что я спас тебя ночью.
– Спасибо, - коротко ответила Ко, не вдаваясь в детали.
– Что-то он давно спит, - проницательно заметил Вольфганг.
– Может, ты тоже чего-то добавила? Ко пожала плечами.
Рабочий кабинет Вольфганга был сделан в виде старинного подвала с полками по обеим сторонам. На полках стояли банки, бутылки, мешки и коробки с вареньем, сиропами, орешками, конфетами и иными продуктами, совершенно необходимыми для нормального функционирования княжества.
Сам Вольфганг зачерпывал варенье столовой ложкой, отправляя в рот, сложив губы бантиком. Он был совершенно сказочным, добродушным, милейшим персонажем, если бы не был при этом жестоким убийцей.
– Даже не знаю, - сказал он, облизывая ложку, - как тебя теперь называть. Вероникой дю Куврие или мадам дю Гросси?
– Для моего папы это играет роль?
– Может быть, может быть... ты его не помнишь?
– Вряд ли. Как вы знаете, мне было чуть больше двух лет, когда меня нашли в помойном ящике в Нью-Йорке. Я плакала и пыталась выбраться из него.
– Перестань сейчас же! Еще не хватало, чтобы каждая девчонка портила мне аппетит! Не думай, что я жру сладости, потому что я дурак. Я жру их, потому что у меня ненормальный метаболизм. Моему организму требуется постоянное вливание сахара. Без сахара мой мозг голодает, и я катастрофически глупею. Как-то мне пришлось неделю прожить без сладкого, и я забыл, сколько будет дважды два. Но я достаточно умен, чтобы превратить обыкновенную нужду в постоянный праздник с эротическим уклоном. Как-то я обмазал малиновым сиропом одну непослушную женщину, и ее положили возле осиного гнезда. Ты бы видела, как она распухла перед смертью! Впрочем, о чем я?