Галактический консул
Шрифт:
Биссонет озадаченно притих.
— Но мы всегда сумеем возвратиться, — произнес он наконец без большой уверенности.
Кратов не ответил. До рези в глазах он всматривался вперед. За каждым поворотом их мог подстерегать сюрприз. И вряд ли разумно было полагать, что он непременно окажется приятным.
— Провалиться мне, если мы не поднимаемся, — с надеждой сказал сзади Биссонет.
Бегущая лента и в самом деле все круче забирала кверху. Через полчаса пришлось утвердиться на четвереньках, дабы ненароком не опрокинуться. «Глумление над человеческим достоинством», — ворчал ксенолог.
Еще спустя какое-то время они легли плашмя, цепляясь скрюченными пальцами
— Хочу вас обрадовать, — сказал Кратов сдавленным голосом. — На транспортер для дерьма это непохоже.
— Что вы смыслите в здешнем дерьме… — просипел Биссонет. — Все равно отступать уже поздно.
— Одно не дает мне покоя: отчего Видящие Внутрь не пользуются эскалатором?
— Во-первых, мы этого не знаем. Возможно, и пользуются — для подъема. Такое допущение особенно приятно, ибо оно дарит нам шанс выбраться на поверхность. А то, что для спуска они используют лестницу, свидетельствует лишь об однонаправленности подъемника. Во-вторых, они дебилы. С них станется сотни и тысячи лет мотаться по подземелью одним маршрутом, не отклоняясь от него ни на шаг. А в-третьих…
— …они не дебилы и прекрасно знают, куда именно ведет эскалатор. Чего, в отличие от них, еще не знаем мы.
— Отступать поздно, — упрямо повторил Биссонет. — И мне наплевать, куда он ведет. Я устал. Я вообще намерен закрыть глаза и целиком довериться судьбе…
«Я тоже, — думал Кратов. — Будь что будет. Не верю, что со мной может случиться нечто скверное. Не может быть, чтобы все закончилось таким дурацким образом: на сумасшедшей планете, в смрадном подземелье. До сих пор Бог оберегал меня от глупого конца… Мы поднимаемся неведомо куда, но то, что это «неведомо что» может оказаться не избавлением, а очередным контуром лабиринта, ни черта не значит. Кроме того, что мы снова будем бродить в сумерках, совать носы во все дыры и ввязываться во все авантюры. Пока не набредем-таки на верный путь. Так и только так. Этот нытик и себялюбец вопреки моим ожиданиям и собственным взбрыкам ведет себя все же по-мужски. И доставляет хлопот не так много, как можно было предположить. Хотя бы на этом ему спасибо. Мы даже немного притерлись друг к другу, что само по себе не так давно представлялось положительно невозможным.
…Но все ж и феникс, и ворона — птицы, Должны прийти к согласию они! [18]И я непременно вытащу его отсюда. И все кончится наилучшим образом. Лишь бы этот эскалатор не волок нас в пасть самому сатане…»
— А-ах!!!
Упругий толчок волны ледяного с непривычки воздуха. Слепящая вспышка. Распяленные пальцы судорожно подгребают пустоту.
Кратов успел осознать, что уже не лежит, а летит. Он зажмурился, поджал ноги, обхватил голову руками…
18
Пак Инно. Перевод с кор. А. Жовтиса.
Ударился локтями, с отвратительным скрипом проехал по чему-то жесткому и колючему. Опрокинулся на бок, замер, тяжело дыша.
«Кончилось», — подумал он с облегчением.
За его спиной с силой шмякнуло мягким о твердое. Раздался приглушенный вопль.
Кратов сел, щурясь от нестерпимо яркого света. Вдохнул живой, дурманящий запах. Запах красной травы.
— Биссонет, как вы?
Тот чертыхнулся и после паузы пожаловался:
— Я ободрал себе рожу…
— Мы выбрались, — сказал Кратов, улыбаясь.
— …и
— Мы живы, — проговорил Кратов. — Мы все повидали и остались целы.
— Отчасти, — буркнул ксенолог. — Я еще не пересчитал свои конечности.
Из черного зева шахты всплывали сизые клочья вонючего пара.
Кратов отвернулся. Долго глядел не отрываясь на затянутое серыми тучами небо, на смутную тень спутника в зените, на размытые столбы черного дыма над терминатором. Потом на спесивые свечи кактусов, на траву, полегшую под порывами горячего ветра. Будто наново привыкал. «Кончено, думал он. — Тот, на небесах, что бережет меня, снова не обманул… Сейчас вызову корабль, и больше вы меня оттуда поленом не вышибете».
Все так же улыбаясь, он перевел взгляд туда, где только что зияла шахта эскалатора. Но от нее не сохранилось и следа. Куда ни кинь глазом трава да кактусы.
И несколько угловатых раскоряченных фигур, молча застывших неподалеку. В развевающихся, тончайших серебристо-белых плащах, придававших им зловещее сходство с Мерцальниками.
Кратов пошевелился, привставая… Одна из фигур неловко, как на шарнирах, вскинула руки, в движении смыкая воедино кулаки, обмотанные металлическими лентами. Выхлестнуло и зазмеилось тонкое огненное жало.
— Серебряные Змеи, — сказал Биссонет приглушенно.
— Спокойно, — сказал Кратов одними губами, по-кошачьи подбираясь. Их всего лишь пятеро. Такого огня я не боюсь. Мы уйдем от них.
— Нет, Кратов, — шепнул Биссонет. — Нет. Уходить мы ни за что не станем.
ИНТЕРЛЮДИЯ. ЗЕМЛЯ
Внизу на веранде все утро звучала музыка. С нее начинался мамин день, ею же завершался. Музыка наполняла собой весь дом, просачивалась в каждую щель. И даже когда ненадолго — обычно, с появлением Кратова — воцарялась тишина, казалось, что во всяком темном уголке дома и сада прячется эта незримая, неслышная музыка и ждет своего часа, чтобы вырваться на свободу. Разрозненные, несвязные сочетания звуков. Чистые, плывущие, эфирные аккорды. Холодная, отстраненная, лишенная логики мелодическая вязь. О чем могла думать мама, обитая в этом музыкальном пространстве?..
Кратов лежал в постели, слушал музыку и глядел в потолок. По потолку, будто по туго натянутому белому полотну, бежал паучок. Старинная примета: теперь жди новостей… Кратов ничего не ждал: ни новостей, ни экстренных вызовов. Недаром он укрылся в Садовом Поясе, исчез для всего мира, словно растворился среди этого покоя и тишины. «На своей постели, в своей комнате, в своем доме, — мысленно произнес он, как заклинание, и попытался проникнуть в самую глубину этих понятий. — Кстати, на своей планете».
Своя планета. Что это — пустой звук?
Да, ему здесь хорошо. Где-то рядом, поскрипывая половицами, по веранде ходит мама и слушает свою варварскую музыку. Вокруг люди. Тысячи людей, миллионы, целый океан людей. Он вырос в этом океане. Правда, тому минуло столько дней, столько событий… Он отвык от огромных городов, многоголосых и многоликих улиц. Даже Оронго, нависавший над Садовым Поясом подобно сияющей башне, крохотный, в сущности, город-дом, пугал его. «Наверное, все же я окончательно сменил место жительства. Это случилось десять лет назад. С тех пор мой дом на Сфазисе. Моя семья — крутой на язык и поступки старик Энграф, шумный великан Фред Гунганг, добрая, как сама доброта, Руточка Скайдре. Ну и, конечно, Чудо-Юдо-Рыба-Кит. Кто он мне? Слуга? Друг, брат? Не сразу и решишь. Подумать только: звездолет-биотехн стал членом моей семьи. Но кто же мне тогда мама, Игорь?..»