Галерея призраков

Стивенсон Роберт Льюис

— Ну-ка, посмотрим, как он сейчас себя чувствует, — сказал папа, и Дэнни, пытавшийся с закрытыми глазами вспомнить свое вчерашнее желание, открыл их.

Папа стоял рядом, наклонившись над кроватью.

— Как поживаешь, сынок? — спросил он.

— Отлично! — ответил Дэнни и попытался сесть. — Смотри, что я вчера нашел в своих игрушках! Что это, па?

Доктор Норкросс взял в руки конус из слоновой кости и внимательно осмотрел его.

— Вот это да! — воскликнул он, обращаясь к жене. — Дэнни нашел древний китайский талисман, который мой дед Джонас привез из своего последнего похода на «Звезде янки». Он подарил его мне тридцать лет назад. Сказал, что этот

талисман принадлежал когда-то китайскому волшебнику.

Согласно легенде, если крепко сжать его и загадать одноединственное желание, то оно обязательно исполнится, но только при условии — и об этом написано китайскими иероглифами у основания, — что помыслы ваши чисты, дух невинен, а цели бескорыстны.

Я десятки раз пробовал что-нибудь загадать, но у меня так ничего и не получилось. Наверное, я был слишком эгоистичен, потому что все время просил велосипеды и тому подобное.

Держи, Дэнни, пусть он теперь будет у тебя. Береги его. Он очень древний; даже тот человек, который подарил его деду, не знал, сколько ему лет.

Дэнни осторожно взял талисман.

— Я уже загадал желание, папа, — признался он.

— Да? — Отец улыбнулся. — Ну и как, сбылось?

— Не знаю, — Дэнни сокрушенно пожал плечами. — Я не могу вспомнить, что загадал.

Отец усмехнулся.

— Значит, наверное, не сбылось, — решил он. — Ну, ничего страшного, загадаешь в другой раз. А если опять не исполнится, не расстраивайся. Просто храни его у себя и рассказывай друзьям легенду о нем. Ведь это красивая легенда, правда? Даже если это просто выдумка.

Вероятно, легенда действительно оказалась выдумкой. Потому что, когда Дэнни попробовал загадать желание в следующий раз, ничего не произошло. И в следующий, и в следующий, и еще много, много раз. Так что его попытки становились все реже и реже, а потом и прекратились вовсе.

Иногда ему становилось немного грустно оттого, что он не может вспомнить то, самое первое желание, которое загадал, засыпая.

Он так и не вспомнил его. Не вспомнил, даже когда из разговоров родителей узнал, что Элис Уилсон после замужества необычайно похорошела, а в голосе миссис Боб Морроу слышится звон серебряных колокольчиков.

Герберт Уэллс

Правда о Пайкрафте

Он сидит от меня не далее чем в десяти ярдах. Если я оглянусь через плечо, то смогу увидеть его. А если перехвачу его взгляд — обычно я буквально натыкаюсь на его взгляд, — то увижу в нем такое выражение…

Я бы назвал этот взгляд молящим… И в то же время подозрительным.

Да пошел он ко всем чертям со своими подозрениями! Если бы я хотел раскрыть его тайну, то уже давным-давно сделал бы это. Но я никому ничего не рассказываю, чтобы он мог чувствовать себя легко и непринужденно. Как будто такая жирная туша, как он, вообще способна чувствовать себя легко и непринужденно! Да и кто поверит мне, если я решу рассказать о нем всю правду?

Бедный наш, несчастный Пайкрафт! Необъемное желеподобное человекообразное! Самое жирное существо, когда-либо появлявшееся в клубах Лондона.

Вон он, сидит за маленьким клубным столиком в огромной нише у камина и набивает себе брюхо. Что это он там жует? Я украдкой смотрю на него и вижу, как он впивается зубами в очередную горячую булочку с толстым слоем масла, не сводя при этом с меня напряженного взгляда. Будь он проклят! Он еще

имеет наглость пялиться на меня!

Все, Пайкрафт, хватит! Раз уж тебе больше нравится чувствовать себя униженным и оскорбленным, раз уж ты ведешь себя со мной так, как с человеком, не имеющим представления о чести, то я сейчас, немедленно и прямо перед твоими заплывшими глазенками напишу всю правду — чистую правду о Пайкрафте! О человеке, которому я помогал, которого я покрывал и который отплатил мне тем, что сделал для меня посещения клуба невыносимыми, абсолютно невыносимыми, вынудив постоянно видеть эти водянистые молящие глазки.

И вообще, почему он вечно ест?!

Итак, вот вам правда, только правда и ничего, кроме правды!

Пайкрафт… Я познакомился с ним в этой самой курительной комнате. В клубе я был молодым и взволнованным новичком, и он сразу это заметил. Я сидел в одиночестве, искренне жалея, что ни с кем здесь не знаком. И вдруг он подошел ко мне, колыхаясь подбородками и животом, что-то прохрюкал, опустил свою необъятную тушу рядом со мной на стул, повозился со спичками, раскурил сигару, а потом обратился ко мне. Я не помню, что он тогда сказал. Что-то насчет спичек, которые горят не так, как надо. Позже, беседуя со мной, он то и дело останавливал проходивших мимо официантов и все жаловался им на спички своим тоненьким женским голоском. Тем не менее между нами все же завязалось некое подобие разговора.

Он говорил на самые разные темы и, наконец, добрался до спорта. А от него перешел к моей фигуре и цвету лица.

— Вы, должно быть, хорошо играете в крикет, — предположил он.

Не скрою, меня можно назвать стройным и довольно смуглым, и хотя я ничуть не стыжусь того, что моя прабабка была чистокровной индуской, мне совсем не нравится, когда первый встречный начинает копаться в моей родословной. Так что можно, наверное, сказать, что я с самого начала отнесся к Пайкрафту с предубеждением.

Однако он завел разговор обо мне только лишь с той целью, чтобы перейти к собственной персоне.

— Полагаю, — сказал он, — что физическими упражнениями вы занимаетесь не более моего и едите, наверное, ничуть не меньше. — Как и все чрезмерно тучные люди, он воображал, что не ест практически ничего. — А ведь выглядим мы с вами, — тут он скосил губы набок, изобразив печальную улыбку, — совсем по-разному.

И после этого принялся рассказывать мне о своем ожирении, и о том, как он пытался избавиться от ожирения, и о том, как он будет пытаться избавиться от ожирения, и о том, что люди советовали ему, чтобы избавиться от ожирения, и о том, что делали другие, чтобы избавиться от ожирения. Я задыхался от его информации. Я чувствовал себя погребенным под горами мусора. Я уже начинал обвинять себя в его ожирении.

Каждому, пожалуй, приходится время от времени сталкиваться в клубе с подобным собеседником, но в конце концов я решил, что с меня достаточно. Слишком уж он был привязчив. Однако впоследствии его поведение ничуть не изменилось. Стоило мне зайти в курительную комнату, как он тут же, переваливаясь, торопился навстречу, а однажды даже плюхнулся за мой столик, когда я обедал. Иногда мне казалось, что его со мной связывает невидимая нить. Он был редкостным занудой, впрочем, его односторонняя тяга к общению, к счастью, не ограничивалась лишь мною. Но ко мне он проявлял особый интерес — с самой первой нашей встречи было в его поведении нечто такое… будто бы он знал, будто бы он был уверен по какой-то лишь ему известной причине, что я могу… что есть во мне какая-то важная для него исключительность, которой он до сих пор не встречал ни в ком.