Галерея святых или исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов
Шрифт:
Невежественный народ, находящийся под дурным управлением, будет обладать только той нравственностью, которую дает ему религия. А эта нравственность, как мы видели, не может сделать людей лучшими. Вопреки постоянным декламациям святых витий, имеющих достаточно сильные основания для того, чтобы отвергнуть простоту, вернее, тупое варварство прежних веков, всякий человек, читавший историю, признает, что с возрождением наук нравы народов явно улучшились. Люди, став в общем гораздо менее набожными, сделались более мягкими, гуманными, обходительными. Короли менее жестоки и уж не такие тираны. Воители уже менее свирепы. Древнее варварство и злобность наших предков встречаются лишь в тех странах, где духовенство сумело продолжать политику травли просвещения и свободы мысли. Нации, наиболее просвещенные, наиболее свободные, наиболее мудро управляемые, наконец, наименее суеверные, будут заключать
Как бы то ни было, исповедь перестает быть уздой с того момента, как она входит в привычку. Это можно легко наблюдать в странах, где этот обряд утвердился. К тому же нет ничего более способного уменьшить страх перед преступлением, чем внушаемая народам мысль, что есть существа, получившие от самого бога власть отпускать грехи. Верующие в это люди, часто сочетающие легковерие с порочностью, как только их начинают мучить укоры совести или у них возникает суеверный страх, прибегают к исповеди, чтобы восстановить на время душевное спокойствие. Затем они снова начинают грешить на новый счет и нисколько не стараются исправиться. Человек, не решающийся отказаться от своих склонностей, должен был бы быть особым неудачником, чтобы среди такого множества священников, занимающихся распределением "отпущений", не найти такого, который простил бы ему его слабости. Вся жизнь большинства христиан представляет собою круговорот исповедей и прегрешений. Отсюда ясно, что эта пустая церемония отнюдь не может сдержать страсти и уменьшить число беззаконий.
С другой стороны, закоренелые грешники и великие преступники вовсе не ходят на исповедь либо, исповедуясь, не открывают своих настроений, которые были бы для них слишком позорны. Самые отъявленные преступники, даже те, которые ежедневно рискуют попасть за свои злодеяния на виселицу, обычно люди верующие. Они верят в наказание на том свете, верят в действительность исповеди. Но они откладывают ее к старости или к моменту смерти. Ведь они убеждены, что для того, чтобы загладить все беззакония, достаточно исповедаться и на минуту покаяться в преступлениях всей жизни. Таким образом, христианская религия утешает величайших злодеев и возбуждает приятные надежды у тех, которые за всю свою жизнь на земле творят только зло. Нет такого преступника, который не говорил бы себе каждый день, что искреннего "peccavi" ("грешен") достаточно, чтобы доставить душу в рай.
Нельзя, однако, отрицать, что обряд исповеди имел и имеет довольно часто кое-какие хорошие результаты. Этот метод, не годный для того, чтобы внушить страх людям, состарившимся в преступлениях или утвердившимся в пороках, может остановить робких людей. Но они как раз никогда не являются такими людьми, от которых общество имело бы основание ожидать опасных эксцессов. Мы видим, что иной раз церковное покаяние удерживает робкого верующего от кое-каких дурных поступков, побуждает его решиться на некоторые мелкие исправления. Но что касается крупных воров, взяточников, откупщиков, пиявок, сосущих кровь общества, то мы не видим, чтобы религия заставляла их даже в минуту смерти возвратить ограбленным ими несчастным богатство, накопленное бесчестными путями, грабежом и обманом в течение всей жизни. В таких случаях умирающий кающийся довольствуется обычно тем, что благочестиво завещает или дарит кое-что церкви или странноприимным домам и не сомневается, что после этого его душа спасена. Священники умеют использовать особенно последние минуты жизни грешников весьма выгодным для себя образом. Умирая, христиане доставляют духовенству гораздо больше барыша, чем в течение всей жизни, даже самой набожной.
Но если исповедь дает обществу кое-какие незначительные частные выгоды, то они явно уравновешиваются общими невыгодами, дающими ясно чувствовать опасность этого замечательного обряда. Институт покаяния-опасное орудие в руках духовенства. Здесь-то обладатели власти "связывать и разрешать" могут сильно волновать умы кающихся. От них начинает зависеть покой семьи, ибо они знают все ее тайны. Здесь духовник очень часто совращает кающуюся. Здесь священник подвергается искушению использовать для своей выгоды пороки женщины, над которой ее откровенное признание своих любовных дел дает ему неограниченные права. Здесь-то мы видим, как наставники злоупотребляют наивностью наиболее набожных женщин и толкают их к пороку под предлогом "мистической набожности". Здесь состоящий в безбрачии может найти утешение от строгости целибата. Здесь
Формулируя свои представления об исповеди, мы скажем вместе с одним просвещенным человеком, что "исповедь, может быть, и хорошая вещь, но отпущение - вещь очень плохая". Или лучше: многочисленные невыгоды этого обряда бесконечно перевешивают незначительные выгоды, какие он в редких случаях может дать.
Конечно, мы не можем сомневаться, что этот благочестивый обряд, как и все хитро придуманные римской церковью догмы и обряды, очень выгоден духовенству и был для него неистощимым источником власти и богатства. Если исходить из интересов этого сословия, мы признаем все эти установления мудрыми, удивительными, глубокими. С самого основания христианства его вожди и пастыри, как мы могли в этом убедиться, трудились на пользу себе самим с успехом, который казался бы действительно чудом, если бы не знать, до чего может дойти легковерие народов и их склонность к суеверию.
Одна и та же политика всегда руководила духовенством, от Моисея до наших дней. Мы видели, что основоположники христианской религии верно шли по стопам иудейских жрецов и пророков. Целью и тех и других было господствовать над умами и привольно жить за счет тех, кому они проповедовали свое учение. В этом, очевидно, заключается план всех обманщиков, использовавших во всех странах имя божества для обмана людей.
Апостолы и их ученики, вожаки зарождающегося движения, встретив помехи на пути к выполнению своих задач, применяли все средства, чтобы воздействовать на души и вербовать приверженцев. Сначала они демонстрировали большую кротость, неистощимое терпение и - особенно - абсолютное бескорыстие. Когда секта окрепла, епископы, преемники апостолов, приобрели деспотическую власть над верующими, стали абсолютными господами над ними и их имуществом и, наконец, возбудили в них достаточно безрассудное неистовство, благодаря которому те предпочитали идти на пытки и смерть, чем отказаться от удивительного учения, которое они получали от своих учителей.
Мы показали, какими средствами пользовались эти святые политики, чтобы оторвать своих слушателей от земли и привязать их исключительно к своим духовным вождям. Мы видели, что мрачные представления о конце света были очень пригодны, чтобы вызвать всеобщее отрешение от дел земных, и что христианские пастыри с успехом использовали эти представления, чтобы стать собственниками и распорядителями благ, к которым они сумели внушить верующим презрение. Мы отметили, что с самого начала существования церкви ее служители внушали своим приверженцам самое высокое мнение о своих особах, о непогрешимости их знаний и божественном авторитете.
Вся религиозная система христиан от ее возникновения до наших дней имела целью, как мы это показали, возвышение духовенства и унижение мирян. При помощи веры, необходимость которой служители церкви настойчиво проповедовали, народы застыли в своем первоначальном невежестве, в вечном детстве, и это заставило их оставаться под опекой своих наставников. И короли и их подданные в одинаковой степени не в силах были поднять свои веки, отягощенные верой, и все время только тем и заняты были, чтобы трудиться ради величия и богатства церкви и поддерживать ее власть.
Служители церкви в каждый век изобретали разные догмы, создавали себе новые права, придумывали обряды, дававшие повод взимать новую дань с народов. Никто не смел сомневаться в законности их прав, вожди указывали на божественный источник их или они ухитрялись найти их официально установленными в священном писании. Королям и народам приходилось склоняться под небесным игом этих толкователей воли всевышнего. Короли становились исполнителями их решений, мстителями за их обиды, преследователями их врагов. Если короли отказывались угождать их святой воле, их объявляли тиранами и лишали власти, которой духовенство признавало их недостойными, раз оно не могло извлечь из нее пользу. Нравственность этих людей, почерпнутая из двусмысленных изречений Библии, была всегда неустойчива и тем самым подчинена всегда политическим целям тех, кто выступает от имени божества. Религиозная система поработила королей, заключила народы в оковы, осудила разум, отменила науку, задушила искусства и промышленность, сделала нравственность сомнительной. А богословы добились того, что стали царствовать над миром, который они покрыли густым мраком.