Галерные рабы его величества султана
Шрифт:
— Чего задумался, Федор? — голос Василия вернул его к действительности.
— Про жизнь свою думаю, Вася. Всем на меня наплевать.
— И это я слышу от воина, готового рисковать жизнью каждый день?
— Ты не путай меня! То в бою рисковать. А то просто так в петлю голову совать. А заради чего? Ты вот за службишку свою кое-чего получишь от царя, коли на Москву возвернешся. А я? Мне чего — камень на шею?
— Федор! Прекрати! Это
— Прав был Минка, когда про вашу кость дворянскую говорил. Ох, и прав. Бояре московские токмо о своем прибытке пекутся. Сколь сделал я тогда. А меня за то ножиком по горлу хотели? Так?
— Сам господь поставил государя великого над людьми. И наш долг честью и правдой стоять за государя! И сейчас нам нужно чтобы Дауд-бей удержался у власти…
Стамбул: Дворец султана
Анатолийский казаскер Вахид-паша стоял рядом с султаном, и почтительно склонившись к уху повелителя, говорил:
— Женщина эта чудо как хороша, мой государь.
Султан заинтересовался.
— Но тогда почему она не в моем гареме? Там, как меня убеждали, собраны все лучшие красавицы.
— По той причине, мой повелитель, что он не девственница. А для твоего гарема подбирают красивых девственниц.
— Порченный товар?
— Отчего порченный, мой повелитель? Женщина расцветает рядом с мужчиной. Она не так юна, но красива и опытна. Она расцветший розовый бутон, государь.
— Ты заинтересовал меня Вахид-паша. Когда я могу видеть эту женщину?
— Воля повелителя — закон. Она уже здесь.
— Здесь?
— В отдельных покоях, что примыкают к твоим, мой повелитель. Мы можем сейчас посмотреть на неё, если будет на то воля падишаха.
— Идем, Вахид! И если она будет хоть наполовину так хороша, то я не забуду этой услуги. Гаремные красавицы мне порядком поднадоели. Они слишком пугливы, или слишком строптивы, и многие слишком неопытны.
Вахид-паша хорошо знал слабости своего повелителя. Он подобрал для него отличную одалиску, что обещала стать настоящей звездой гарема. Да что там звездой — новой Роксоланой. Католический монах, что рекомендовал её, был воистину знатоком женской красоты.
Султан стал смотреть в небольшое оконце, из которого можно было отлично разглядеть новую красавицу. Султан даже ахнул когда увидел женщину.
— Да это просто роза!
— Я это и говорил моему повелителю, зная, что он оценить этот бутон по достоинству.
— Как она грациозна. И как держит себя. Словно ты выкрал её из королевской спальни, мой Вахид. Я видел много женщин, и в моем гареме их много. Но эта — воистину жемчужина среди других.
— И я так подумал,
— Где ты сумел добыть такую красавицу? — султан посмотрел на казаскера Анатолии.
— Это пленница, купленная мною недавно.
— Пленница? — султан строго посмотрел на Вахида. — И как долго она была в твоем гареме?
— Гареме? Что ты, мой повелитель, падишах полумира и гроза неверных. Мог ли я даже подумать, чтобы коснуться это женщины? Она была мною куплена только для моего повелителя. Я оценил её достоинства и приготовил дар султану. Она уже была куплена не девственницей.
— Я это помню. Но это хорошо, что ты к ней не прикасался. А другие?
— Она не тронута уже много месяцев. Так говорит мой врач-венецианец, что осматривал её.
— Кто она? — султан успокоился.
— Её имя Изабелла, мой повелитель. И она из ляшских земель. Образована, и, очевидно, знатного рода.
— Её род меня мало интересует. Разве среди знатных ляшских пани мало уродин? В женщине важна не знатность рода, но стать какой наградила её судьба.
— Мой повелитель исключительно тонкий ценитель женской красоты. Потому угодить ему может не каждый. Главный евнух султанам мало, что понимает в этом.
— Ты прав, Вахид, — согласился султан, — оценить женскую красоту может не каждый. Но и строго судить евнуха не стоит. Ему уже чужды эти услады жизни. Что может он понимать? Да и по традиции в мой гарем поставляют одних девственниц…
Неделей ранее…..
Вахид-паша долго готовился к этому дню. Он много раз беседовал с красавицей Изабеллой.
— Ты можешь покорить султана и стать властительницей его помыслов на долгие годы. Если Роксолана сумела покорить самого Сулеймана Великолепного, одного из самых великих султанов Османской империи, то ты без труда подчинишь Мухаммеда Охотника.
— Я уверена, что смогу это сделать. Но ты, эфенди, чего ждешь от меня?
— Я? Я желаю устроить твое счастье, красавица. Султан Мухаммед влюбчив, но он слаб. И иные без труда смогут оттеснить его от тебя через время. И вот здесь тебе понадоблюсь я.
— Значит, ты действуешь не только из любви к султану? — притворно спросила она, хота давно знала, зачем она нужна Вахид-паше.
— Я, конечно, люблю султана, ибо он наместник Аллаха, милостивого и милосердного. Но я действую только ради себя самого. Меня устраивает султан Мухаммед IV до тех пор пока он милостив ко мне и отличает меня.
— Откровенные слова, эфенди.
— Да. Я желаю показать тебе, что мы должны стать союзниками. Ты покоришь султана и станешь им повелевать.