Гамак из паутины
Шрифт:
— Валера, встань-ка, я на тебе покажу.
Баталин без особой охоты поднялся и вышел на середину кабинета. Семен привстал на носки и, обхватив его сзади рукой за горло, занес правую руку с зажатой в нее шариковой авторучкой, словно нанося удар в висок.
— Только Семушкину удобнее было, он повыше меня, — пояснил Снегирев.
— Значит, вы, Семен Павлович, считаете, что убийство Клюева дело рук Семушкина? — задумчиво проговорил следователь.
Снегирев мягко улыбнулся:
— Конечно. Смотрите: в пятницу вечером он убивает Клюева, ночью садится в самолет, в субботу он уже в Новосибирске и расправляется
Следователь перелистал лежащее перед ним уголовное дело, развернул фототаблицу и попросил:
— Семен Павлович, взгляните.
Снегирев склонился над столом и ткнул пальцем в одну из фотографий.
— У Никольского рана точно такая же, — кивнул он.
Следователь поднялся из-за стола и, пощипывая коротко стриженную щетку седых усов, прошелся по кабинету.
— Не исключено, что вы правы, — негромко, словно рассуждая с самим собой, произнес он. — Хотя у нас была другая версия… Понимаете, на даче, где был убит Клюев, я обнаружил скрытый в камине стальной сейф со следами взлома… Правда, убийце так и не удалось взломать его, наверное, торопился очень или испугался чего-нибудь. Все было перерыто, должно быть, искал ключ, даже карманы у погибшего вывернуты… А ларчик просто открывался — ключ был зажат в кулаке Клюева, причем намертво, только при осмотре трупа и обнаружили. Скорее всего, когда погас свет, Клюев был у своей сокровищницы и, прежде чем выйти из комнаты, предусмотрительно замкнул ее.
— Было над чем дрожать? — полюбопытствовал Снегирев.
— Было, — грустно усмехнулся следователь. — Порядка трехсот тысяч…
Снегирев присвистнул.
— Вот именно, — кивнул следователь. — Это нас и поставило в тупик, деньги-то нешуточные… Стали выяснять личность погибшего. Установили, что был судим за мошенничество. Подняли из архива дело. Оказалось, Даниил Михайлович Клюев до семьдесят второго года активно интересовался иконами и скупал их по деревням, представляясь работником музея, искусствоведом. Скупал за бесценок, подсовывая старикам сфабрикованные им заключения о том, что иконы особой ценности не представляют.
Семен встрепенулся:
— Он и Мишину искусствоведом представился, когда втягивал в спекуляцию.
— Вот-вот, это, должно быть, стиль его преступной деятельности. Клюев и тогда двух молодых ребят вовлек в свои махинации.
— А, может, это не Семушкин? — спросил Снегирев.
— Причастность к убийству Клюева его бывших соучастников исключена, — покачал головой следователь, понимая, что имеет в виду оперуполномоченный. — Мы проверяли… Парни повзрослели, поумнели, обзавелись семьями, работают. К тому же, у обоих абсолютное алиби.
— Так что, в семьдесят втором году не было известно о существовании дачи и сокровищницы? — предположил Баталин.
Следователь повернулся к нему:
— Имущество было конфисковано, в том числе солидная сумма денег. Я полагаю, точнее, теперь мне становится ясно, что эти триста тысяч Клюев нажил спекуляцией уже после освобождения из мест лишения свободы.
— А дача? — повторил Баталин.
— Дачи тогда не было и в помине, — махнул рукой следователь, — она позднее появилась, да и какая это дача?! Одно название, домишко мать Клюева построила, когда тот находился в колонии, из всякого
скромно жил покойник.
— Как Корейко, что ли? — усмехнулся Семен.
Следователь опустился за стол и потер виски.
— Еще хуже, — вздохнул он. — Я у матери его был, ей уже восьмой десяток, больная, с постели почти не встает, так она до сих пор убеждена, что ее Дане жить не на что… Жалеет его, ни о чем не просит, за ней соседи ухаживают, а он появится раз в полгода, она ему из своей пенсии десятку-другую дает… — Следователь грохнул по столу сжатой в кулак рукой. — И ведь брал же!..
Наступило неловкое молчание. Наконец Баталин прервал его:
— Зачем же прилетел Лыков?
— Может, за товаром? — предположил Снегирев. — Он же не мог знать о смерти Клюева.
Следователь пожал плечами:
— Возможны варианты…
14 часов 39 минут
Я подошел к кабинету оперуполномоченных уголовного розыска и только взялся за ручку, как за спиной раздался бас Романа Вязьмикина:
— Ильин, не ломай дверь, нас там нет.
Я обернулся. Роман неторопливо шествовал по коридору. Рядом, чуть забегая вперед и оживленно размахивая руками, шел Петр Свиркин. Как всегда он что-то доказывал своему коллеге. Лицо Вязьмикина было невозмутимо, и казалось, он не слышит, что ему втолковывает Петр, но лейтенанта это не смущало, и, только заметив меня, он нашел в себе силы прервать монолог.
— Николай Григорьевич, вы к нам? — разулыбался Петр.
— Нет, он просто перепутал кабинеты, — хмыкнул Вязьмикин, открывая дверь. — Проходи, Николай.
Не успел я опуститься на стул, как он округлил глаза и неожиданно жалобным голосом пропел:
— И никто не узнает, где могилка моя.
Я улыбнулся:
— Что это у тебя такое упадническое настроение?
— Он, когда голодный, всегда такой, — пояснил Свиркин и принялся греметь ящиками стола.
Роман сложил руки на груди, развалился на стуле и уставился в потолок.
— Вот черт! — воскликнул Свиркин, окончив свои поиски. — Ничего не осталось, когда это мы успели все съесть? — Он подозрительно покосился на старшего лейтенанта, но тот, словно не замечая красноречивого взгляда, продолжал смотреть в потолок.
— Вы что, не обедали? — удивился я.
— Когда?! — трагически воздел руки Роман. — Носишься тут…
Надо было выручать ребят, и я направился в свой кабинет, где-то в шкафу у меня была начатая пачка сухарей. Когда я вернулся, Роман заглянул в коробку и разочарованно пробасил:
— Это все?
Я развел руками.
Пока оперативники хрустели сухарями, я передал им содержание допроса Дмитрия Мишина и изложил свой план действий.
— Разумно, — согласился Вязьмикин, засунув руку в коробку в поисках сухаря. — Только как мы всех задержим? Я же не осьминог, — он оценивающе взглянул на Свиркина, — да и Петя на него не похож.
Петр оживленно вскочил:
— Надо спасать ребят! Уверен, что они еще способны свернуть с этой скользкой дорожки!
— Ой, — приложил Роман к щеке большую ладонь, — я тебе сколько раз говорил: не делай поспешных выводов, не кандидатскую пишешь.