Гамбит смерти
Шрифт:
– Сколько вам заплатили? – Страчанский с сожалением смотрел на меня.
– Пока ничего. Обещали пятьсот долларов и неясные, но манящие перспективы.
– Пятьсот долларов? – Александр Борисович, похоже, обиделся. – Кто обещал?
– Вы и обещали. Вернее, Юра Крутов от вашего имени. За месяц поварской работы – очень недурно в наше-то время. Харчи, жильё, транспорт хозяйские…
Страчанский досадливо поморщился.
– Думал, вы не станете отпираться. Причем здесь Крутов? Я имел в виду, сколько вам заплатили за убийство?
– Дайте, я ему ещё врежу, – порывисто
Страчанский успокаивающе взял его за руку.
– Убийство? Вы хотите сказать, что всех убил я?
– Именно.
– Такие обвинения доказываются.
– Резонно, Петр Иванович, вполне резонно, – Страчанский незлобиво улыбнулся. – Имеются доказательства. Хотите, я расскажу по– порядку, как все было?
– С интересом послушаю.
– Смерть Комова, допускаю, действительно была несчастным случаем.
Ага. Все-таки одним убийством меньше. Осталось четыре.
– С Анатолием Яковлевичем вы порой проводили время в астрономических забавах. И той ночью вам не составило труда совершить то, что вы совершили. Затем вы поработали с мостом и вернулись к себе. Отдельный ход через кухню гарантировал незаметность. Кто станет третьей жертвой, вам было безразлично, но требовалось подтверждение, что это дело рук одного и того же человека, например, меня. Поэтому вы расставляли опознавательные знаки – шахматные фигурки. Они остались от комплекта, которым тут играли многие годы. Задним числом подсунули их Комову и Саблецову. А Крутову – в момент, когда отстранили Олега и принялись проводить искусственное дыхание. Валерий Васильевич пытался осуществить ментальный зондаж погибших. Верили вы в это и испугались разоблачения, или просто по плану пришла пора очередной смерти – но вы подсыпали отраву в средство Нимисова, благо оно готовилось у вас на кухне. Спустившись к умершему, вы опять пометили труп фигуркой, а несколько других накануне подкинули Нимисову, чтобы навлечь на того подозрение.
Должен сказать, что я действительно считал, что Валерий Васильевич покончил с собой. Но вам не повезло – Олег заподозрил вас. Он видел, как вы заходили в комнату Нимисова накануне и рассказал нам об этом, – Страчанский говорил спокойно, выполняя свой долг, а я пытался ослабить узлы веревки. Не получается. Руки начали неметь – нарушилась циркуляция крови.
– Прямого нападения я не боялся, – Александр Борисович вытащил из внутреннего кармана пиджака тупорылый револьвер. А я гадаю, жабу он греет, что ли, – Еще в Москве, по совету Крутова, я обзавелся оружием. С некоторых пор приходится беспокоиться о личной безопасности. Но вот отравить нас вы могли.
– Это не доказательства, а рассуждения, – болела прокушенная голень, саднила растревоженная ладонь.
– Будут и доказательства. Этой ночью я не спал, и слышал, как внизу открылись двери, и кто-то вышел из своей комнаты. Я разбудил Аркадия Иосифовича. Ни вас, ни Олега на месте не оказалось. Возможно, вы предложили ему объясниться, а он недооценил вас, понадеявшись на свои кулаки. Мы заглянули на кухню и увидели вас, вытирающего рукоять ножа. Иных доказательств и не требуется.
– Что с ним разговаривать, – Аркаша подошел и пнул меня.
– Спокойнее, Аркадий Иосифович.
За моей спиной часы пробили три раза. Страчанский потянулся в другой карман. Опять револьвер? Нет, он достал флакон и рюмочку– яичко. Режим суров, но он режим.
– Мы сдадим вас властям. А до тех пор придется вам терпеть некоторые неудобства.
Он собрал рюмку, отмерил дозу из флакона. Я напряженно следил за ним. Неужели…
– Не отравлено, Петр Иванович, – он проглотил снадобье. – Живой, как видите.
– У вашей версии один дефект. Её можно приложить к каждому.
– Никто из присутствующих, кроме вас, не мог подложить фигурку Юрию Крутову, – холодно ответил Страчанский. – И мы не вытирали нож, которым убили Олега.
Я пошевелил пальцами рук. Пока послушны.
– Давеча, Александр Борисович, вы убедили всех нас, что убийца – Нимисов. Давайте предположим, что это – правда. Но не вся. У Нимисова есть сообщник. Первые три убийства они совершили вместе, а потом сообщник убивает Нимисова и несет эстафету смерти, простите за высокопарность, в одиночестве.
– Любопытно, – вежливо протянул Страчанский. – Кто же тот таинственный сообщник?
– Вернемся к фигурам. Мы считали, что преступник оставляет их, чтобы навести на ложный след. А если нет? Если фигура – оценка, эпитафия? Саблецова пешкой обозначить могли и вы – потому что цените себя на три головы выше. Из презрения. И ты, Аркаша, считал его пешкой, так и не превратившейся в ферзя. Насчет Комова и Крутова ясно – рабочие лошадки. Но вот гибнет Нимисов, и мы находим слона. Что это значит?
– Что это значит? – эхом отозвался Аркаша.
– Сначала я решил, что слон – это епископ. Духовный пастырь, так сказать. Но, кажется у французов, эта фигура обозначает сумасшедшего, безумца. Всё, что произошло здесь – результат безумия. Валерий Васильевич помогал вам, но на свой манер. Ему казалось, что биополе убитых войдет в вас и укрепит, передаст лучшие качества жертв. Дикари в тех же целях пожирали врагов.
– Валерий Васильевич – сумасшедший? – Аркаша подался вперед.
– Не он один. Его сообщник тоже. Безумие заразно порой буквально.
– Кто же из нас, по– вашему, сумасшедший? – устало спросил Страчанский.
Аркаша неотрывно смотрел на огонь за моей спиной.
– Если бы только сумасшедший! Упыри и вурдалаки – не выдумка, во всяком случае, легенды о них имеют реальную основу. Амок, знаменитое состояние, удесятеряющее силы, возникает из-за болезни мозга. Куру, губчатый энцефалит – может быть, слышали о таких? Куру болеют люди, энцефалитом чаще коровы, лоси, олени. Передается с кровью и при поедании заражённого мозга. Я работал в Уганде и видел таких больных. Они теряют человеческий облик, становятся одержимыми. Вирус перестраивает разум, заставляя работает его в бешенном, сжигающем ритме, резко возрастает агрессивность – и люди превращаются в упырей и людоедов. Убийство– способ существования для них. Даже если несчастная жертва и вырвется из лап людоеда, она обречена – вирус, переданный при укусе, сделает свое дело.
Конец ознакомительного фрагмента.