Гамблер
Шрифт:
– Ты снова вышла к нам, улыбаясь. Тогда то, мы и произвели тебя искоркой…
Не угасающей вечной надеждой.
Вспышка… Крик в голове. Разбитый мольберт об деревянный пол, разбросанные кисти… Краски.
Свет потух.
Я вижу девушку. Наивную, со слабой улыбкой и похожую на ребёнка. Вижу кудрявого парня, что кидает в неё носки, смеётся и убегает, а она бежит за ним…
Чувствую этот запах печенья с молоком.
– Джекилайн?…
– Вот
Бывало ли у вас когда-нибудь ощущение, что ваша жизнь не реальна? Что воспоминания вовсе не живые, а иллюзии, придуманные разумом. Думали ли вы когда-нибудь, что вас просто не существует?
Когда это произошло, я не смогла вспомнить, что было до этого. Вернее, что было после того, как я приехала сюда. Год из моей памяти просто исчез.
Я помню свою комнату, отца. Его безысходность… У моих ног большая спортивная сумка, а из неё торчат вещи, которые, скорее всего, я не смогла затолкать внутрь.
А дальше мрак…
Снова свет.
Мои запястья забинтованы, в некоторых местах запекшаяся кровь. Один глаз закрыт, точнее, на нем какая-то марля, что мешает открыть его полностью. Правое ухо пронзило болью, однако я даже не в силах поморщится, словно бы вместо моего лица было чужое, не контролируемое мной. Смотрю на белоснежный бинт и вижу каплю крови.
– Я должна ее увидеть! Дайте мне увидеть ее, пожалуйста! Пустите!
В палату неожиданно врывается темноволосая женщина и замирает. Ее глаза испуганы. Аппарат сбоку меня начал пищать.
– Мисс… Посттравматическая амнезия… Вам лучше уйти, – кусками вырывало подсознание и не могло понять, что происходит. Не могу подняться или закричать, тело не подчиняется.
– Не трогайте меня! Я должна… Скажи что-нибудь!
– Проснись, проснись, проснись! – кричал голос в голове. Я не проснулась. Боль стала сильнее, как и срывающийся крик, рыдающей женщины.
– Сьюзан!
Золотистые хлопья осыпаются прямо в воду, в спину отдает холодом. Острый грифель тянет за собой тонкую линию, затем ещё одну и ещё. Останавливаюсь. Всматриваюсь в рисунок, дыхание замедляется, пока глаза, не спеша скользят по очертаниям лебедя.
Я снова нарисовала его. Словно это какая-то моя пожизненная метка, от которой мне не скрыться – белый лебедь, который вмиг может окраситься кровью.
– Пора снимать свои штанишки, Хенсель! Нам нужна твоя заначка, которую ты спрятал от нас на прошлой неделе! – громкий, раздражающий смех сбил ход моих мыслей. Тайный мир исчез. Я снова вижу этих людей, слышу лишние звуки, наблюдаю за чужими проблемами. Только сегодня я была уверена, что дождь и пасмурная погода заставят незнакомцев в масках остаться в стенах школы. Я ошибалась. Ланч на улице, сидя на мокрой траве и промокая под холодным дождем намного вкуснее, чем в душной, потной столовке.
Стало не по себе.
Чувствую чей-то взгляд на себе. Начинаю
Девушка с белоснежной кожей, такими же светлыми волосами и пустым выражением лица. Ее еле заметные губы сомкнуты, а темные как ночь глаза распахнуты.
Нас отделяли какие-то десятки метров, и было бы не так жутко, если бы она не шла мелкими шажками в мою сторону.
– Привет!
От испуга судорожно захлопываю блокнот, карандаш из моих рук вырывается и отлетает к стенке фонтана, зарывшись в листве. Смотрю вперед, бледноволосая исчезла. Поднимаю голову и упираюсь в улыбающиеся голубые глаза.
– Как долго ты стояла у меня за спиной?
– Этого было недостаточно, чтобы рассмотреть твои рисунки спятившего в блокноте смерти. Не волнуйся, – девчонка разлеглась на прохладном камне, широко улыбнувшись.
– Так его называет Тейлор. И я не спятила.
– Это… – глаза пробрались под меня. – Журнал ночных бабочек!? А ну, слезь!
Быстрым движением журнал вылетел из-под моего открытого портфеля, на котором я сидела. Девушка прижала к своей груди вещь и осуждающе посмотрела на меня.
– Как не стыдно тебе обращаться так с искусством? Это же лучшая рок-группа во всем мире! Ты только что осквернила мою душу… Осквернила Робина Таузента!
– Совсем забыла, что брала это в школу, – усмехаюсь. – Приношу свои извинения, мисс Джекилайн Вуд. Каюсь, Робин Таузени.
Осуждение медленно смылось рассеянием. Края розоватых губ слабо потянулись наверх.
– Я уже и отвыкла от этой мрачности… – Джек вяло переворачивается на спину. – Как же хорошо было в Эйвенте… Всегда солнечно, так тепло. А здесь мрачно и так..
– Жутко?
Девчонка задумалась.
– Я говорю так, будто я противник дождя.
– Ты предпочитаешь солнце, а кто-то другой любит дождь. В этом нет ничего плохого.
– Да, наверное, ты права. И было бы здорово, если бы от этого был бы хоть малейший толк. Посмотри! Я же бледная как поганка! Вселенная явно против моего голливудского загара. Даже этот полудурок Тейлор, выглядит поживее меня!
Мы засмеялись. Я останавливаюсь, когда понимаю, что смеюсь уже слишком долго. Но Джек не переставала… Она все смеялась и смеялась… Так искренне, звонко и явно не думая о том, что подумают другие.
– Как же ты прекрасна… – подумала я.
Однако сказать не осмелилась.
– Да не я это выставил школу на продажу, не я! Клянусь счастливым носком! Почему Вы не верите мне?
Заместитель школы разворачивается к кудрявому парню.
– В прошлом году, на химии, ты вылил все пробирки на пол и устроил в классе каток.
– Только одну! И было весело… Все оценили! Разве Вы нет?
– В позапрошлом распустил пчёл на международной выставке, и пришлось ловить их по всей школе.