Гангстер вольного города
Шрифт:
«И как успехи? — в несколько издевательской манере поинтересовался я. — Получилось? Что-то, кроме волшебной палочки между ног, у меня больше ничего и не появилось!»
«А ты её почаще доставай, — огрызнулась псина. — Авось на букет какой заработаешь!»
Не нужно быть гением, чтобы уловить его тонкий намек на венерические болезни. Однако сути это не меняло.
Койот долго и упорно толковал мне про магический канал, появившийся у меня после получения уровня. Но, к сожалению для нас обоих, канал этот был нестабильным. И когда меня вырубили каким-то
Мы даже принялись строить теории. Я предполагал, а Койот… психовал и матерился. В целом, он оказался типичным придурковатым старикашкой, только вместо пенсии и газет у него были блохи и отвратительное чувство юмора.
Впрочем, к одному замечательному факту мы всё же пришли. У меня, учитывая появившийся нулевой уровень и предрасположенность к магии, был активный навык.
Кит слушался меня, как покорный песик, а я мог связываться с ним удаленно, смотреть его глазами и приказывать. А это и есть магия!
Более того, чтобы восстановить тот самый канал, о котором говорил старикашка, мне просто нужно попасть на первый уровень и поймать еще одну душу. Заполучить, так сказать, еще одного раба, а вместе с ним и…
«…Первый уровень! Если ты получишь нового члена стаи, у тебя и навык новый появится! — довольный собой закончил Койот. — Теперь понимаешь, что от тебя нужно?»
«Для начала выбраться отсюда, — проворчал я. — Разобраться со своими проблемами, а потом уже вернуться к магии».
Койот только было начал паясничать, но тут дверь в мою псих-комнату открылась. На пороге стоял улыбающийся и благодарный Монеткин. Только вот из-за своих габаритов в этот узкий проём войти он не смог. А я не смог промолчать:
— Вы проходите, Кирилл Петрович, — зло ухмыльнулся я. — Присаживайтесь и чувствуйте себя как дома!
Монеткин шутки не оценил, но и ворчать не стал. Отошел на пару шагов назад и попросил пройти за ним.
— Ну, раз вы настаиваете…
Первым делом я увидел морду недовольного бандита. Мог бы, конечно, и плюнуть в неё, но портить и так шаткие отношения не стал.
Мы, как мне и показалось, снова были на том самом черном рынке. Только в другой его части, где стояли подобные моей «клетке» комнатушки, сделанные из бетона. Местный отель у них такой, что ли?
А направлялись мы в сторону офиса Кирилла Петровича, но так до него и не дошли. Не хватило буквально «пары» палаток. Монеткин раскачивающейся походкой завернул за угол, где притаилась невзрачная дверь, ведущая куда-то под землю.
Так как он шёл впереди, я не видел смысла что-либо спрашивать. Уж явно не заманивает, а зовет за собой.
Спускаться пришлось недолго, и после лестницы, ведущей вниз, мы практически сразу оказались просторной комнате без окон. Что же, ожидаемо.
Посреди комнаты, на двадцати квадратных метрах, красовался один единственный стальной стол и четыре кожаных кресла. А нет, вру, еще был табурет, на котором сидела та самая цыганка, что почему-то искренне считала, что за конину нужно стрелять в упор.
Ну,
— Это, — Монеткин грузно опустился в кресло и вытянул ноги, — Марьяна Чоаба, племянница местного цыганского царька.
— Барона, — поправил я его. — Настоящего барона.
Девчонка, услышав мои слова, тут же подняла голову.
— А ты, как я погляжу, в степняках разбираешься? — тут же ответил Кирилл Петрович.
Поправлять его и говорить, что цыгане степняками не являются, я не стал. Пусть думает так, раз уж ему хочется. Дочурку разубедить не получилось, а уж папаню так тем более.
— Почему племянница человека, который занимает высокое место в своем таборе, сидит здесь? — на всякий случай поинтересовался я. — Нет, понимаю, она напала на вас, но разве подобное не расценивается, как удержание в заложниках?
Монеткин повернулся, и поросячьи глазки лениво на меня уставились.
— Нет. Она, хоть и является «носителем» этой поганой крови, никакого ответа за себя не потребует. У нее своя стая, у барона — своя.
— А как же за семью, коня и двор?
— Не понимаю, о чем ты…
Марьяна тем временем отчаянно пыталась испепелить меня взглядом. Ее можно было понять — оскорбили, ударили по больному, да еще и на цепь посадили в холодном помещении. Но это ведь не причина бросаться на людей, верно?
Я сел рядом с Монеткиным и принялся ждать. Точнее, дожидаться его дальнейших действий.
— Ты, дочь шакала, — злобно начал Кирилл Петрович, — по какому праву напала на мой дом?
— Я уже отвечала тебе, жирный боров, — оскалилась Марьяна.
Я же заметил на её лице ссадины. Значит, били. И не один раз.
— Я тебе… — обозлился толстяк и попытался подняться.
Выглядело это слишком комично, и вскоре боров оставил неудачные попытки сделать это грациозно, а потому просто погрозил ей кулаком.
— Дочь мою за что отравили?! А?!
А, так вот оно что… Отравили ее, получается? А я-то всё думал, что золотозубый придурок забыл в кабаке, где собирается местная золотая молодёжь. Убийца, значит. Ещё и наёмный.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — заулыбалась Марьяна.
Свинтус всё-таки вытащил свою тушу из кресла. Цыганка тут же сжалась, понимая, что ей сейчас прилетит оплеуха, поэтому когда Монеткин замахнулся, а я заорал ему:
— Стой.
Цыганка даже пискнула от удивления.
— Что? — не веря своим ушам, остановился и спросил Кирилл Петрович. — Это ты мне сказал?
— Тебе, — сухо отрезал я, вставая со своего места. — Ну неужели такой, как вы, с вашим опытом и возможностями, не смогли выпытать из нее правду?
Лесть быстро сделала своё дело. Монеткин напрочь забыл о своей первой реакции и заулыбался.
— Ну, знаешь ли… — замялся толстяк. — Не всегда под рукой хороший дознаватель.
— Как хорошо, что именно сегодня я у вас в гостях, — улыбнулся я в ответ. — Слушай, Марьяна, а почему твой дядя не хочет за тебя откупиться? Достала его, наверное, да?