Гангут. Первая победа российского флота
Шрифт:
Впрочем, оперативная обстановка для нашего флота после появления разведывательной эскадры шведов у Ревеля была непростой. Петр I по-прежнему рассчитывал привести в Ревель Кронштадтскую эскадру, чтобы объединить весь корабельный флот в единый кулак.
Историки отмечают, что в начале кампании Петр I действовал весьма неторопливо, если даже не медлительно. Причиной такому поведению царя были предельная осторожность и желание во что бы то ни стало исполнить все свои стратегические замыслы, сведя к минимуму все возможные риски.
Здесь мы видим уже совсем иного Петра, чем в первые годы Северной войны. Тогда он был молодым и увлекающимся. В кампании же 1714 года Петр предстает уже не просто талантливым тактиком, но и мудрым стратегом, для которого достижение конечной цели гораздо важнее сиюминутных частных
Поэтому гребной флот оставил за кормой Березовые острова лишь 31 мая, когда царь лично убедился, что тот готов к долгой и трудной кампании. Направились же русские галеры в финские шхеры, которые к тому времени уже очистились от ледяной каши. Одновременно корабельный флот под флагом Петра переместился к юго-востоку, к урочищу Гаривалдай, что на южном берегу Финского залива, недалеко от мыса Серая Лошадь. Там флот попал в полосу штиля и был вынужден отстаиваться на якорях в течение четырех суток. Впрочем, несмотря на это, в разные стороны были отправлены несколько фрегатов и шняв. Петр делал все, чтобы не допустить внезапного появления шведского флота.
К Гогланду корабли Петра подошли только вечером 5 июня. На подходе царь решил отработать совместное маневрирование кораблей. Вышло не слишком здорово. Отдельные капитаны вываливались из общего строя, кто-то не так читал передаваемые сигналы и поворачивал не туда, куда следует. Лишь после отеческого внушения Петра дело более-менее наладилось. Собрав у себя капитанов, царь сообщил им следующее:
— Изъявляю всем вам свое недовольство, за то что уже в другой раз плохо исполняете мои ордера. А дабы впредь вы строго держали строй и мои сигналы исполняли, отныне за каждое нарушение порядка плавания буду вычитать с вас месячное жалованье. Желает ли кто что мне сказать по сему поводу?
Желающих дискутировать с царем не нашлось. На прощание Петр пожелал своим капитанам;
— Да смотрите у меня зорко, чтобы при составлении боевой линии промежутки меж кораблями были одинаковы. При этом, чтобы оные были не большими, а то линия разорвется, да и не малыми, дабы не мешать один другому. Поняли ли вы мысль мою?
— Поняли, государь, поняли! — дружно затрясли париками господа капитаны и поспешили к своим шлюпкам.
Там они снова стали на якорь. Вновь в разные стороны были посланы шнявы. При этом погода была солнечной, и на горизонте со шканцев петровских кораблей был хорошо различим гребной флот, двигавшийся почти параллельно вдоль северного берега Финского залива. Между двумя флотами беспрестанно сновали мелкие суда — Петр постоянно обменивался имеющейся информацией с Апраксиным.
Только утром 10 июня, получив сведения, что шведский флот в ближайших водах не наблюдается, Петр велел выбирать якоря, и уже на следующий день русский корабельный флот прибыл на рейд Ревеля в целости и сохранности.
Прибывший флот орудийной салютацией встречала не только крепость, но и стоявшие в гавани линейные корабли сенявинской эскадры. Теперь, собранный в кулак, Балтийский флот насчитывал уж 16 линейных кораблей, 5 фрегатов и 3 шнявы. Всего более тысячи орудий и почти семь тысяч офицеров и матросов в командах. За время почти месячного пребывания в море подтянулись команды, была отработана как повседневная, так и боевая организация. Несмотря на это, непрерывно игрались учения. И пусть пока корабли еще не могли держать идеальную боевую линию, да и на походе периодически то тот, то другой капитан вываливались из колонны. Однако сдвиги в лучшую сторону были, и сдвиги весьма значительные. Нам неизвестны мысли Петра I в те дни, однако думается, что он был счастлив, впервые собрав под своим началом столь мощные военно-морские силы. Впрочем, скорее всего, царь все больше обретал уверенность в силе своего флота, а потому, рассуждая о возможной встрече со шведами в открытом море, уже говорил твердо:
— С Божией милостью, попытаться одержать викторию мочно!
Но, как говорится, человек предполагает, а Господь располагает. Буквально на второй день прихода в Ревель на корабле «Святая Екатерина» обнаружили бившегося в лихорадке матроса. Осмотревший его доктор обнаружил в паху воспаленные лимфатические узлы — бубоны. Сняв очки, он лишь покачал головой:
— Ручаться пока не могу, но по признакам наружным сие есть моровая язва!
Моровая язва — это не что иное, как чума — болезнь, от которой вымирали целые государства. Известие о возможном появлении на флоте чумы буквально подкосило Петра.
Еще бы — столько сил вложено в нынешнюю кампанию, и вот теперь,
— Что в карантине?
— Пока тихо, явных больных не выявлено! — докладывали ему доктора. — Но торопиться не стоит, надлежит еще подождать, ибо с чумой шутки плохи!
— Что еще надлежит мне сделать, чтобы спасти людей? — спрашивал царь.
— Ждать и молиться! — было ему ответом.
А вскоре представилась возможность проявить боеспособность корабельного флота в деле. Вечером 17 июня наблюдатели с башни ревельского собора усмотрели паруса шведов. То опять была все та же передовая эскадра вице-адмирала Лиллье. Петр немедленно велел готовить корабли к выходу. Между тем обнаружилось, что шведы приближаются к Ревелю в составе шести вымпелов. Неприятель явно решил провести доразведку Ревельского порта и выяснить, прибыли ли туда основные силы русских.
Державший флаг на «Святой Екатерине» шаутбенахт Вейбрант Шельтинг получил записку царя с приказом немедленно сниматься с якоря, вступать под паруса и гнать на пересечку шведам.
Сам Шельтинг был из тех двух десятков голландских капитанов, что в результате поездки адмирала Крюйса в 1703 году первыми согласились служить России. Четыре года службы капитан Шельтинг достойно откомандовал различными кораблями в эскадре Крюйса, и в основном крейсировал по Финскому заливу. В 1711 году некоторое время управлял в Таврове делами Адмиралтейства, но уже весной следующего года возглавил отряд транспортов, назначенных снабдить провиантом Выборг. За успешное исполнение этого важного поручения награжден был чином капитан-командора. Затем успешно командовал отрядом бригантин в галерной эскадре графа Боциса, да так, что взял с боя в шхерах три шведских бота, шняву и пару мелких судов. В 1713 году, находясь в эскадре вице-адмирала Крюйса, командовал кораблем «Выборг», который во время погони за шведами к Гельсингфорсу выскочил на подводный камень. Течь оказалась настолько сильна, что, не имея надежды спасти корабль, Шельтинг снял с него пушки и такелаж, а затем, по приказанию Крюйса, сжег свой корабль. По окончании кампании Шельтинг недолго исполнял должность командующего флагмана на острове Котлине. А затем в январе 1714 года его отозвали в Петербург. За неудачную погоню за шведами и «потеряние линейного корабля» Шельтинг, вместе с прочими капитанами и адмиралами, был отдан под суд, в числе судей которого состоял и сам Петр. В решении суда было сказано: «Хотя капитан-командор Шельтинг заслуживает жестокое наказанье, но поелику он не имел обстоятельных повелений, то написать его в младшие капитаны». Впрочем, в младших капитанах опытнейший моряк пробыл всего ничего. Царь Петр был отходчив, да и опытных флагманов было у него — по пальцам пересчитать. Поэтому вскоре Шельтингу вернули прежний командорский чин, а с началом кампании 1714 года он стал и шаутбенахтом, сравнявшись, таким образом, в чине с самим царем.
Теперь голландскому моряку предстояло оправдать оказанное ему доверие и выданные авансы.
Посему, получив записку Петра о выходе в море, он не стал терять ни минуты. Однако быстро выйти в море было сложно. Корабли стояли на якорях за молами гавани, где почти не было ветра Кроме того, свезенные на берег из-за возможной моровой язвы команды еще обратно не вернулись.
— Никого ждать не будем, с кем есть, с теми в бой и пойдем! — решил Шельтинг.
Вскоре после полуночи 18 июня линейные корабли были отбуксированы скампавеями на внешний рейд. Ветер был тих и здесь, но все же его силы уже хватало на то, чтобы дать ход. Теперь противников отделяло около десятка миль. За ночь дистанцию удалось несколько подсократить, однако с рассветом вице-адмирал Лиллье, обнаружив наши корабли, начал отходить в море. Рисковать Лилье не желал. Понять его было можно, ибо против шести его линейных кораблей у Шельтинга было 11 линкоров, 5 фрегатов и одиннадцать мелких судов. На шняве «Принцесса» вдогонку флоту вышел и сам Петр, не утерпевший, чтобы не принять участия в столь интересном мероприятии.