Ганнибал. Роман о Карфагене
Шрифт:
В один из жарких дней Гадзрубал и Антигон, захватив с собой Мемнона и Бомилькара, отправились в Мегару. Там во дворце Гамилькара недавно поселился молодой военачальник Карталон, вернувшийся с Сицилии вместе с небольшим отрядом иберийских наемников.
Лошади дробно постукивали копытами по вымощенной кирпичом дороге, медленно волоча за собой скрипящую колесницу. Антигон с отвращением вдыхал горячий, смешанный с сухой пылью воздух, вытирал сбегавшие со лба ручейки соленого пота и то и дело невпопад отвечал на многочисленные вопросы не в меру любопытного сына Бостара. Уже остались позади
— Настоящие молодые кедры, — Гадзрубал показал на деревья вдоль усыпанной лепестками и выложенной мрамором садовой дорожки. — Судовладелец Бодбал несколько лет назад привез сюда из Тира молодые побеги.
За огромным садом Бодбала дорога начала виться между плодовыми деревьями и оросительными каналами. Бомилькар наконец утолил свою жажду знаний и теперь с тоской поглядывал на далекую гряду холмов. Сын, наверное, самого большого домоседа из всех пунов уже теперь мечтал о морских просторах, а отнюдь не о помещениях банка со столами, покрытыми столбиками монет.
Магон в простой, стянутой войлочным поясом короткой тунике целыми днями с радостным визгом носился взад-вперед на игрушечной колеснице среди увитых виноградными лозами колонн портика. Двухлетний ребенок, чье появление на свет стоило жизни его матери, был неистощим на выдумки и, казалось, черпал силы у небесных светил. Его четырехлетний брат Гадзрубал, напротив, избегал шумных игр, предпочитая в полном одиночестве бродить по садам и полям.
Ганнибал уже почти свободно говорил по-гречески. Радостно сверкнув черными как уголь глазами, он бросился на шею Антигону и принялся хвастаться пестрыми резными фигурками воинов и крошечными игрушечными слонами с маленькими, обитыми кожей башенками на спинах и сделанными из иголок бивнями. Мемнон и Бомилькар тут же устроили вместе с ним «кровавую битву». Антигон снисходительно улыбнулся и незаметно прикрыл дверной полог.
Саламбо и Сапанибал еще в годы Сицилийской войны привыкли на равных обсуждать все непосредственно касающиеся их семьи вопросы. Поэтому обе девушки, в полотняных туниках и расшитых узорами набедренных повязках похожие на простых молодых пуниек, а вовсе не на дочерей одного из наиболее знатных и могущественных людей Карт-Хадашта, спокойно сидели за одним столом с мужчинами, Антигон поймал себя на том, что смотрит на «младших сестер» отнюдь не братскими глазами — уж больно его привлекали их гибкие движения, стройные ноги и смуглые точеные лица с унаследованными от Кшукти чуть выступающими скулами, здоровой гладкой кожей, круто изогнутыми бровями и черными волнистыми волосами. Он тяжело вздохнул и твердо решил в эти дни заставить себя до изнеможения сидеть за столом, водя камышовой палочкой по папирусному свитку, а потом постараться хоть немного поспать.
В комнате было сумрачно, поскольку свет проникал сюда сквозь маленькие круглые окна, затянутые бычьими пузырями с наклеенными сверху неровными осколками цветного стекла. Карталон прищурился, одернул плащ и сел на край обитого тростником сиденья.
— С
— Сперва узнаем, что волнует управляющего, — Гадзрубал поровну добавил воды в пять кубков с вином и вопросительно посмотрел на Псаллона.
— Собственно говоря, ничего, — задумчиво произнес элимериец. — Мальчики растут, крепнут, и никакое греческое влияние их не портит. Но если Карталон вдруг вздумал нам помочь…
— Выражайся яснее, — возбужденно перебил его молодой пун. — Что-то я тебя никак не пойму.
— Зато я очень хорошо понимаю его, — четко выговаривая каждое слово, пояснила Саламбо. — Псаллон хочет, чтобы друг дома нашел себе на время подругу. Уж больно близко он оказался от Пани и меня.
— О дочь моего стратега, — растерянно пролепетал Карталон. — Да я и в мыслях…
— Позволю себе вмешаться в разговор. — Суровый взгляд Антигона остановил элимерийца, уже готового припасть к ногам сестер. — Расскажи лучше, какие указания дал тебе Гамилькар.
— Это очень важно. — Карталон отодвинул кубок, — Тридцать тысяч человек вот уже несколько лет не получают обещанного жалованья. Мы хотели расплатиться с ними еще в Лилибее. Но Совет не прислал нам даже металла, пригодного для чеканки монет. Поэтому…
— Я знаю, — сухо сказал Гадзрубал, — Мы ничего не можем сделать. Сперва пришлось собирать для Рима целых две горы серебра, потом Совет занимался какими-то пустяками. Я понимаю, эти люди заслужили свои деньги, но большинство в Совете рассуждает по-другому.
— Можно мне высказаться? — успокаивающе молвила Саламбо. — Полагаю, Совету было бы легче выплатить деньги постепенно. Но не только поэтому отец медлит с выводом войск из Лилибея. Он не верит в вечный мир между нами и Римом и хочет сохранить людей, которые обучались и сражались под его началом.
— Верно, — голос Карталона звучал тихо и утомленно. — Но, по словам Гамилькара, у Карт-Хадашта нет будущего без…
— …коренных перемен, так? — на этот раз военачальника перебила Сапанибал. — А их нельзя добиться без надлежащих решений Большого Совета и Совета ста четырех. Я права?
— Истинно так. — Карталон с силой провел по лицу крепкой ладонью, отгоняя мутную пелену опьянения, и удивленно посмотрел на девушку.
— Не забывайте о никчемных болтунах — старейшинах, — угрюмо проворчал Псаллон.
— Действительно, вся подлинная власть в руках этих тридцати человек, — Гадзрубал встал и сцепил руки за спиной, — но они входят в состав Большого Совета. Продолжай, Сапанибал.
— Нужно изменить все наше государственное устройство, — наставительно подняла палец младшая дочь Гамилькара.
— Членов Совета и судей должно выбирать на определенный срок в Народное собрание. Лишь тогда мы сумеем совладать с засильем «стариков».
— Именно это ты предлагал Ганнону, — Гадзрубал снисходительно похлопал Антигона по плечу, — и чуть было не погиб.
— Не обо мне речь, — отрешенно ответил грек. — Пойми, в Риме и союзных с ним городах каждый обязан сражаться с врагом. Кажется, в последней войне Рим потерял чуть ли не триста тысяч человек — и все же нам не удалось поставить его на колени. В грозный час там не боятся давать оружие даже рабам.