Ганнибал. Роман о Карфагене
Шрифт:
— И вообще пуны обделены разумом, — прохрипел Псаллон.
— Вспомните, Карт-Хадашт никогда не завоевывал земли. Ему достаточно было иметь где-либо колонию, крепость, храм или хранилище. Запомните: в следующей войне в Римом вам удастся победить лишь в том случае, если вы, подобно римлянам, начнете захватывать чужие земли, строить там дороги, назначать туда наместников и заставлять жителей воевать на вашей стороне.
— Боюсь, наш челн будет натыкаться на один и тот же риф, — Гадзрубал медленно произносил слова, уставясь в какую-то невидимую точку перед собой — На избранных пожизненно «стариков», имеющих в Совете
— Согласен, — холодно и подчеркнуто спокойно произнес Карталон, — но у Гамилькара есть очень разумное предложение.
— Какое же? — насторожился Гадзрубал.
— После войны в Ливии осталось много опустошенных владений. Цены на них резко упали. Гамилькар считает, что если мы скупим достаточное количество земли и наведем там свои порядки, то рано или поздно Карт-Хадашт последует нашему примеру.
— Нужны деньги, — после непродолжительного молчания сказал Гадзрубал, украдкой любуясь Сапанибал, на лицо которой лег зеленоватый отблеск стекла. — Очень много денег.
— Ну хорошо. — Антигон поднялся и начал расхаживать по комнате, раздраженно давя пальцами кусок печенья, — Но рано или поздно «старики» догадаются, зачем мы скупаем земли. И что тогда?
— Вы забываете о воинах, — скорбно сказала Саламбо, — Только предстаньте себе, что произойдет, если Совет не сможет быстро расплатиться с ними. Вспомните, сколько их и сколько мы им должны.
— В общей сложности девять миллионов шиглу, — срывающимся от волнения голосом произнес Антигон, — то есть две с половиной тысячи талантов серебра. Почти столько же требует Рим.
— Вот видите, — озлобленно покачала головой Сапанибал. — Даже у Ганнона нет таких денег.
— Пусть Саламбо поговорит с сыном нумидийского царя, — хихикнул Псаллон, показав неровные желтоватые зубы, обросшие рыхлыми камнями. — Может, его люди пойдут на уступки.
Сапанибал растерянно улыбнулась, Саламбо нахмурилась, а Гадзрубал не терпящим возражений тоном заявил:
— Придержи язык, старик. Саламбо уже взрослая девушка и сама знает, как нужно поступать. А тебе лучше вообще забыть о нумидийце.
Он встал и окинул всех настороженным взглядом;
— Давайте день-другой хорошенько подумаем, а потом соберемся снова. Я постараюсь выяснить настроения членов Совета.
Первое, что увидел Антигон в освещенном ярким пламенем костра саду, было соломенное чучело, подвешенное к стволу платана. Вокруг радостно прыгали Мемнон, Бомилькар и маленький Гадзрубал. Стоявший чуть поодаль молодой нумидиец, заметив Саламбо, весело улыбнулся и замотал почти наголо обритой по обычаю его племени головой. Оставшаяся на макушке прядь смешно запрыгала. Девушка смущенно опустила глаза и отвернулась.
— Где Ганнибал? — резким повелительным голосом спросил Антигон.
— Вот он, — Гадзрубал показал на усыпанную черным песком дорожку.
Взмыленный конь без поводьев и седла стремительно промчался по ней и замер, кося глазом и возбужденно всхрапывая. Ганнибал, казалось прилипший к его спине, вдруг выхватил откуда-то из-за спины дротик и точным броском послал его прямо в грудь чучела.
Завешенные пестрой тканью большие окна пропускали спет, но не воздух. Дышать было трудно не только из-за палящего зноя, но прежде всего из-за чадивших пяти жаровен и двух пылавших
— Э… Антигон, владелец «Песчаного банка». А это Тзуниро.
Эфиопка опустилась на колени и, звякнув медными подвесками у висков, протянула руки ладонями вверх.
— Я — твоя рабыня, господин, — низким, чуть хрипловатым голосом сказала она.
— Встань, — Антигон чуть коснулся шелковисто-нежной кожи ее плеча, внимательно посмотрел на знаки племенного отличия — белые точки и маленькие надрезы на лбу и щеках — и бросил на стол два папирусных свитка. — Сейчас мы проверим, справедливо ли Лисандр расхваливал тебя. Ну-ка, мой старый друг, завяжи ей глаза.
Когда на лицо Тзуниро легла вырезанная из леопардовой шкуры полоска, Антигон положил на ладонь листья розы и сильфия, добавил еще кое-что и поднес руку к носу Тзуниро.
— Лучше убери сильфий, господин, — эфиопка улыбнулась краешками губ. — Он забивает остальные запахи.
От удивления у Антигона даже челюсть отвисла. Он выполнил просьбу Тзуниро и снова протянул руку.
— Что ты теперь чуешь?
— У тебя здесь несколько кунжутных зерен, — она покачивала головой и подрагивала ноздрями. — Чувствую также свежий запах розы. Правда, ты чуть поцарапал лепесток. Лаванда, две-три крупинки перца, крошечный кусочек коры кипариса, капелька смолы… и сосновая щепка. А также сухой стебель артишока и засушенный финик.
Антигон от изумления тихо присвистнул сквозь зубы.
— Что я тебе говорил! — с гордостью возвестил Лисандр. — Она превосходит всех моих помощников и учеников.
— Если ты очистишь свою ладонь, господин, — Тзуниро шаловливо высунула кончик языка, — я тебе еще очень многое расскажу. Если, конечно, ты пожелаешь выслушать жалкую рабыню.
Антигон взял со стола мятый платок и тщательно протер им ладонь.
— О господин… последний раз ты мылся горячей водой три дня назад. Это у тебя правая рука? Хорошо. На указательном пальце чернильное пятнышко. Видимо, ты испачкал его вчера. Тогда же ты был поблизости от дубильной мастерской.
Лисандр вопросительно посмотрел на Антигона, и грек медленно кивнул в ответ.
— Еще ты вчера прикасался к железу — то ли к ножу, то ли к мечу, — Тзуниро вплотную придвинулась к Антигону, — и пил разбавленное водой вино. — Она хихикнула и дернула носом: — Грудь у тебя крепкая и волосатая, член не обрезан и возбужден. От хитона не исходит запахов женщины, рыбы и лошадиного пота. А значит…
— Все, перестань. Лисандр, сними с нее повязку.
Антигон устало прислонился к столу, досадливо поморщился и замахал ладонью, отгоняя наполнявший комнату удушливый запах благовоний.