Ганнибал. Роман о Карфагене
Шрифт:
В крытом переходе Антигон стремительно обошел ибера, завернул ему правую руку за спину и с размаху ткнул лицом в невыносимо смердящий чан с помоями. Дождавшись, когда хлюпающие звуки перешли в хрип, он отпрыгнул назад. Ибер, шатаясь, повернулся и принялся судорожно стирать и размазывать но лбу и подбородку зловонную жидкость. Неожиданно его ноги в полотняных штанах, перетянутых сыромятными ремнями сандалий, напряглись, взгляд стал осмысленным, а в руке сверкнул кинжал. Антигон немедленно перехватил его ладонь и с силой бросил ее на свое колено. Хруст ломаемой кости был похож
— Слушай внимательно, — глухо произнес грек, пристально всматриваясь в его остекленевшие, выпученные от боли глаза. — Если возле моего дома или где-то поблизости еще кто-то из твоих драться на мечах, — он с трудом подбирал иберийские слова, — я избивать тебя бичом до крови. Или утопить в дерьме. И помощи Манудун не жди. Понял?
— А ты, оказывается, еще и воин, — восхищенно сказала неслышно подошедшая сзади Тзуниро.
Через несколько минут их шаги уже гулко отдавались от стен домов на Большой улице. Почти все окна были плотно занавешены, лишь кое-где мелькали тусклые огоньки. Двое городских стражей в коротких синих плащах и черных войлочных шапках понуро стояли возле дерева, в густых ветвях которого болтался толстый пожилой пун с неестественно высунутым языком. Ни короткие копья стражников, ни подвешенные к их поясам широкие мечи не смогли защитить его от бесчинств наемников. Третий из стражей зажег факел, поднес его к лицу мертвеца и задрожал от рыданий. Разбрызгивая капли горящей смолы, факел покатился по земле и вдруг зажегся ровным синим пламенем, высветив толпу, стоявшую чуть поодаль у поворота на площадь Черной Богини.
Люди молча раздались, и Антигон увидел два истерзанных женских тела, неподвижно лежавших возле воздвигнутой в честь Танит колонны. Вместо грудей у них зияли круглые кровавые раны. Рядом растекались лужи темно-бурого, почти черного цвета. Какая-то старуха сорвала с себя черное покрывало, рухнула на колени и надрывно закричала.
— Наемников больше не устраивают рабыни. — Один из стражей с остервенением ткнул копьем в щель между кирпичами. — Им теперь требуются пунийки.
— Пойдем отсюда, — хрипло выдавил Антигон, сжимая потную ладонь Тзуниро. — Ее крик напоминает мне вой шакала.
— Мне страшно, — пролепетала эфиопка.
— А будет еще хуже. Наверное, члены Совета очнутся, лишь когда тридцать тысяч озверелых, изголодавшихся наемников ворвутся в город. Пока они просачиваются сюда поодиночке.
Он взял загрубелой от оружия и поводьев ладонью ее тонкую руку, поднес к губам и прошептал услышанное десять лет назад изречение индийского мудреца: «Мы все привязаны к колесу».
— К огненному? — Она прижалась пылающим лбом к его груди. — Или к утыканному шипами?
Антигон проводил равнодушным взглядом бродивших по краям площади облезлых бродячих псов, опасливо шарахавшихся в сторону от каждого редкого прохожего, и осторожно смахнул со щеки Тзуниро две крошечные слезинки.
— Высокочтимый Гадзрубал просил немного подождать. — Служитель, разносивший
Антигон отложил в сторону камышовую палочку и задумчиво посмотрел на последнюю цифру. Пока — в значительной степени благодаря невольной помощи Ганнона — прибыль превышала расходы на возросшую стоимость корабельных перевозок и составила чуть ли не девятьсот талантов серебра. Антигон пребывал в отличном настроении и всю первую половину дня раздражал Бостара бессмысленным хихиканьем.
— И что он сказал?
Молодой служитель широко раскинул руки:
— Вот его слова: «Теперь мы можем пить до тех пор, пока не примем Гамилькара за целых двух римлян. И если он — Гадзрубал имел в виду тебя, господин, — не появится до захода солнца, его протащат по улицам голым».
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Антигон. — Ты можешь уйти.
Когда за служителем закрылась дверь, Бостар выбежал из-за стола и приложил ладонь ко лбу Антигона.
— Нет, он не болен. Значит, попросту лишился разума. Но почему, о глупейший из всех метеков, ты так улыбаешься? В твоем широко разинутом рту вполне могла бы бросить якорь пентера.
Бостар безнадежно махнул рукой и отошел в сторону.
— Если я скажу почему, ты от радости завертишься на одном месте и потом бросишься целовать мои ноги.
— Нет, таких безумцев я еще не встречал! — сердито выкрикнул Бостар. — Боюсь, ты станешь кладбищем всех наших надежд.
— Наберись терпения, друг мой. — Антигон вытер выступившие на глазах от смеха слезы, — Довольно скоро тебе придется какое-то время управлять банком одному. Тогда нужно будет со многим смириться и даже пойти на уступки. А сейчас налей мне из твоей любимой, покрытой мхом амфоры.
Тремя днями раньше Гадзрубал успел побывать о уже обставленной мебелью, после спешного отъезда иберов, квартире и познакомиться с Тзуниро. Поэтому сейчас он по-дружески поцеловал ее в щеку.
— Садись, где тебе удобнее, или сразу ложись, — возбужденно сказал он, проведя рукой по раскрасневшемуся потному лицу.
Тзуниро оглянулась и присела рядом с Ионой на одну из беспорядочно разбросанных по ковру подушек. От ярко горевших на бронзовых подставках светильников исходил приятный аромат. Низкие столики были заставлены блюдами с жареным мясом, крепко сдобренным чесноком и перцем, а также горшками и кубками. На потускневшем от времени старинном сундуке стояли пять кувшинов.
— В первом из них вино, наполовину разбавленное водой, во втором воды поменьше и так далее. В пятом одно только чистейшее сирийское вино. Мы не уйдем отсюда, пока не выпьем все до последней капли.
— Ты хоть расскажи сперва, что произошло.
Гадзрубал вдруг дико завопил, с размаху хлопнул Антигона по плечу, притянув его к себе за уши, смачно поцеловал в лоб и тут же оттолкнул с такой силой, что грек рухнул между двумя женщинами, испуганно отпрянувшими друг от друга. Пун разом выплеснул в рот содержимое кубка, подавился и долго натужно кашлял. По его подбородку потекли красные струи.