Ганнибал. Роман о Карфагене
Шрифт:
— Ладно, Тигго, — нетерпеливо перебил его Гадзрубал. — Мы внимательно слушаем тебя.
— После такой страшной войны ливийцы люто ненавидят Карт-Хадашт. И заставить их объединиться с жителями пунийских городов и поселений сразу не получится. Для этого потребуется время. Что же касается переворота, знайте: вам придется сокрушить всю прежнюю систему правления, упразднить должность суффета и заменить всех верховных жрецов. Эти люди наделали множество ошибок, но ведь их не совершают только боги, в которых я лично не верю. Тем не менее именно благодаря этим людям город за шестьсот лет стал великим и могучим…
Антигон
Во дворе возле круглого крыльца с тонкими решетчатыми стенками, увитыми виноградными лозами, и большого бассейна стояли, сидели и неторопливо расхаживали закованные в броню воины. Грек мрачно усмехнулся и продолжил:
— Время вы выбрали правильно. Но переворот ничего не даст. Лучше запастись терпением и медленно идти к намеченной цели. И потом, один переворот неизбежно влечет за собой другой. Тому пример — история многих греческих городов.
После довольно продолжительной паузы неожиданно для всех прозвучал звонкий, еще не окрепший голос Ганнибала:
— Мой отец три года защищал Карт-Хадашт от наемников. Так неужели он теперь должен захватить его вместе с ними?
— Тигго и мой сын убедили меня, — Гамилькар встал и положил руки им на плечи. — Друзья, мы будем упорно отстаивать свои требования на заседаниях Совета. Ганнон еще никогда не был так уязвим…
— …поэтому он предпочитает сейчас проводить время в храме, — Рот Гадзрубала чуть приоткрылся в злорадной улыбке.
— Что он там замышляет? — встревожился Антигон.
— Как тебе известно, он является верховным жрецом храма Ваала и вот уже два месяца сидит под его каменными сводами, — медленно роняя слова, процедил Гамилькар. — И мы хотим его немного развлечь, правда, сынок?
Ганнибал кивнул. Его усмешка показалась Антигону слишком уж зловещей для девятилетнего мальчика.
— Но об этом позже, — негромко, с достоинством сказал Гамилькар. — У меня повсюду есть лазутчики, и они подчас доставляют весьма любопытные сведения. На их основе я… Короче, если уж мы не можем добиться своего в Ливии, поскольку большинство земель там принадлежит «старикам», нужно поискать другое место. Но оно должно быть достаточно далеко от Рима, иначе Сенат встревожится.
Все присутствующие ошеломленно уставились на него. Первым не выдержал молчания Бодбал:
— Что ты имеешь в виду, Барка?
Гамилькар уперся бесстрастным взглядом в его узкое горбоносое лицо и снисходительно пояснил:
— Завоевание Иберии.
Грек не мог и не хотел их сопровождать. Храм Ваала с его изображенными в позах сфинксов каменными львами, испещренным витиеватыми узорами потолком необычайной высоты и огромной медной статуей обнаженного юноши, которому когда-то приносили в жертву детей, внушал Антигону непреодолимый страх. Кроме того, доступ в главное святилище имели только пуны. По словам Гамилькара, его старший сын должен был торжественно поклясться перед алтарем в том, что даже в дальних краях он сохранит верность Карт-Хадашту и никогда не станет другом Рима.
Тзуниро первой поняла хитрый замысел Гамилькара.
— Но это же так просто. Как только ты сам не распознал его?!
Антигон повернулся на другой бок. Яркий лунный свет, свойственный первым зимним месяцам, проникая сквозь незавешенное окно, приятно охлаждал разгоряченные жаркими объятиями тела.
—
— Имя Ганнибал означает Милость Ваала, так? — Тзуниро улыбнулась и шаловливо дернула Антигона за нос. — И значит, мальчик может клясться только его именем. Ганнону ничего не останется, кроме как, скрежеща зубами, исполнить свои обязанности. Он ведь верховный жрец храма Ваала. А теперь представь, что друг Рима Ганнон будет вынужден освятить клятвенное обещание сына ненавистного ему Барки никогда не быть другом Рима. И потом, там ведь будет еще кое-кто из «стариков». Им наверняка будет приятно услышать заверение в том, что даже в далекой Иберии юный Ганнибал не сделает ничего во вред городу. Я просто восхищена умом его отца.
И действительно, принесенная в страшном храме Ваала клятва способствовала изменению настроения многих членов Совета. Гадзрубал даже сумел добиться принятия ими решения, равнозначного, по мнению Антигона, государственному перевороту. Отныне избрание верховного военачальника самими воинами, как это произошло год назад, становилось правилом. Гамилькар был немедленно избран ими «стратегом Ливии и Иберии». Создавалось также постоянное войско из двадцати тысяч пехотинцев, пяти тысяч всадников и ста слонов. Численность флота предполагалось сделать лишь вполовину меньшей, чем у римлян, и никогда не снижать эту цифру. В случае войны наварх, которого отныне также следовало избирать, подчинялся непосредственно стратегу.
Весной Гамилькар, взяв с собой сыновей, а также Гадзрубала и Сапанибал, вместе с войском отбыл в Иберию. Через три года за ним последовал Антигон, но до этого ему пришлось стать невольным свидетелем восстания нумидийцев. Спешно вернувшийся из Иберии Гадзрубал вместе с Наравасом подавил его, не прибегая к жестоким мерам. Мятежных вождей просто заставили предоставить заложников, которые вместе со значительной частью ливийской пехоты отправились в Иберию. В свою очередь, прибывших вместе с Гадзрубалом иберийских и балеарских наемников разместили в важнейших городах и крепостях Ливии, а вновь набранных нумидийских конников направили в Карт-Хадашт, где им предоставили убежище в огромных нишах городской стены.
— Хитро, весьма хитро, — откровенно изумился Бостар, выслушав рассказ Антигона. Они сидели в небрежных позах на террасе дома близ Тунетских ворот. В комнатах царила необычная тишина.
— Гадзрубал, конечно, очень хитер, но не забывай про его замечательного учителя. За Гамилькара, — Антигон поднял обтянутую кожей чашу.
— Ливийцы завоевывают Иберию, иберы охраняют порядок в Нумидии, нумидийцев перебрасывают в Карт-Хадашт и Иберию, чтобы они не бесчинствовали в родных краях. Ловко.
Бостар потянулся всем телом, и старое рассохшееся сиденье жалобно скрипнуло.
— Так вот, — осторожно начал Антигон, — этим летом…
— Куда ты опять собрался? — забеспокоился Бостар.
— Сам подумай, безмозглый пун и осквернитель коз, — Антигон успокаивающе похлопал его по костлявому плечу. — Ну, конечно же в Иберию и Британию.
Неожиданно откуда-то выскользнула маленькая стройная фигурка и встала рядом с Антигоном.
— Отец! — Унаследованные от Изиды большие черные глаза умоляюще смотрели на Антигона.