Ганнибал
Шрифт:
Ганнибал постарался извлечь все возможные дивиденды из своего первого военного успеха, хотя стремительное отступление Сципиона лишило его более крупного выигрыша. Действительно, римский консул незамедлительно отступил подальше от Тицина, переправился на другой берег По и встал лагерем неподалеку от Плаценции, западнее Требии. Сципион отступал так проворно, что бросившийся вдогонку за ним Ганнибал не успел даже воспользоваться наведенным римлянами временным мостом через Тицин, уже разрушенным. Правда, ему удалось захватить в плен несколько сот римских солдат-строителей, остававшихся на западном берегу реки. После этого он в течение двух дней поднимался вверх по северному берегу По, пока не нашел подходящего места для наведения мостов. Поручив организацию переправы своему помощнику Гасдрубалу, сам он немедленно перебрался на южный берег, где встретился с посланцами галлов. Период выжиданий для них, похоже, закончился, и теперь они буквально летели «на помощь» победителю, предлагая запасы продовольствия и воинские подкрепления. Таким образом, все пока шло, как было задумано. Мало того, когда съестные припасы у пунийцев стали подходить к концу и они уже собрались
Битва при Требии (конец декабря 218 года)
Сципион медленно поправлялся после ранения, и неприятности валились на него одна за другой. Как-то ночью, перед самым рассветом, когда бдительность ослабевает, галльские солдаты, занимавшие в его войске низшие должности, прокрались в палатки, где спали римские солдаты, и перерезали их во сне. Отрубив у мертвецов головы — эту леденящую душу подробность сообщает Полибий (III, 67, 3), и у нас, слышавших про «отрубленные головы Рокпертуза», нет причин ему не верить, — галлы, общим числом в две тысячи пехотинцев и две сотни всадников, перешли к Ганнибалу, который немедленно отправил их в родные города и селенья «агитировать» земляков за карфагенян. Вскоре после этого ужасного случая римлянам стало известно, что в лагерь к Ганнибалу явились ходоки бойев из-под Болоньи, притащившие ему в качестве подарка трех уполномоченных, посланных Римом для раздела их земель. Полководец принял их весьма ласково, однако «подарок» оставил владельцам, посоветовав использовать знатных римлян для обмена на сородичей-заложников.
Как пишет Полибий (III, 67, 8), Сципион мучительно переживал это предательство. Больше всего он боялся, что эпидемия измены охватит всю Цизальпинскую Галлию. Находиться в непосредственной близости от карфагенской армии становилось все опаснее, и уже через день после бегства галлов он перевел свое войско через Требию и разбил новый лагерь на высоких холмах, окаймлявших восточный берег реки. Кроме того, закрепившись на этой более защищенной позиции, легче было осуществить соединение с войском второго консула, Семпрония, который двигался ему на подмогу из Аримина. На основании одной старой, но весьма аргументированной работы (J. Kromayer, 1912, р. 48), местом стоянки второго лагеря Сципиона принято считать городок Пьево-Дульяра, расположенный неподалеку от Ривергаро, там, где современное шоссе Пьяченца-Генуя, проходящее через Боббио, пересекает долину Требии.
Тиберий Семпроний Лонг прибыл с войском в середине декабря. Он горел нетерпением и рвался в бой с карфагенянами. Объяснялось это просто: до окончания срока его консульских полномочий оставались считанные недели, если не дни [57] , а ему во что бы то ни стало хотелось завершить свою карьеру блистательной победой. Несколько раз ему уже доводилось встречаться в небольших стычках с воинами Ганнибала. Дело в том, что карфагеняне обнаружили: некоторые галльские племена, обитавшие в области между По и Требией, с которыми они заключили дружественные соглашения, одновременно поддерживали и отношения с римлянами. Желая примерно наказать двурушников, Ганнибал дочиста разорил их селения, и тогда обиженные галлы пришли искать защиты у Семпрония. Тот поспешил воспользоваться счастливым случаем и выслал на противоположный берег Требии несколько турм всадников и значительный отряд jaculatores — метателей дротиков. В ходе нескольких стычек локального характера преимущество не досталось ни одной из сторон, однако римскому консулу они внушили уверенность, что он сильнее противника. И совершенно напрасно, потому что Ганнибал, занятый разработкой плана будущей операции, своих основных сил ему даже не показывал (Полибий, III, 69, 13).
57
Новые консулы должны были вступить в должность 15 марта.
Сципион придерживался того весьма разумного мнения, что не стоит торопить события. Надвигающаяся зима давала возможность тренировать новобранцев в его легионах и легионах его коллеги. Кроме того, он понимал, что время работает на римлян: галлы с их хорошо известной переменчивостью, видя бездействие карфагенян, не задумываясь, обратились бы против них. Но Семпроний этих доводов не слышал. Не намеренный делиться славой победителя с будущими консулами 217 года, он жаждал расправиться с Ганнибалом лично, а болезнь Сципиона окончательно развязала ему руки. Что касается Ганнибала, то он рассуждал в точности так же, как Сципион. Разумеется, время работало против него. Боевой пыл галлов мог угаснуть в любую минуту, к тому же грех было упускать преимущества, которые давали ему неопытность части римских легионеров и временная «нетрудоспособность» Сципиона. Порывистый и самоуверенный Семпроний по сравнению с ним казался менее опасным противником. Наконец, Ганнибал отлично сознавал, что вся сила его армии, воюющей на чужой
Изучая местность, разделявшую оба лагеря, — ровную и лишенную растительности, — Ганнибал обнаружил протекавший здесь ручей с берегами, густо поросшими кустарником и болотными травами. В этих зарослях мог свободно спрятаться не только человек в полный рост, но и всадник. Современные историки, отыскивая точное место карфагенской засады, называют два возможных варианта — речку Коломбо и речку Джероза, каждая из которых течет параллельно изрезанному и распадающемуся на множество рукавов руслу Требии. Итак, поздним вечером одного из последних декабрьских дней (по мнению Тита Ливия, накануне дня зимнего солнцестояния; XXI, 54, 7) Ганнибал собрал военный совет, на который пригласил и своего младшего брата Магона. Изложив соратникам план предстоящей операции, он отозвал Магона в сторонку и приказал ему обойти войско вместе с двумя сотнями солдат, которых главнокомандующий лично отобрал днем. Каждый из этих двухсот — половину их составляли всадники, другую пехотинцы — должен был по собственному выбору взять с собой еще девятерых товарищей. Всего, таким образом, получалось по тысяче конных и пеших воинов, которым и предстояло под командованием Магона направиться в засаду. Ранним утром Ганнибал вызвал к себе нумидийцев и отдал им приказ: переправиться через Требию, приблизиться на максимально близкое расстояние к лагерю римлян и забросать часовых дротиками. Хорошенько раздразнив римских солдат, начать отступление, увлекая врагов за собой, на другой берег реки.
Успех провокации превзошел все ожидания. После сигнала тревоги Семпроний немедленно поднял свою конницу и jaculatores (метателей дротиков) — шесть тысяч человек, — а следом за ними направил к переправе и остальную часть армии. В тот день с неба валил мокрый снег, пронимая до костей людей, которых выгнали из палаток и поставили в строй, даже не успев покормить. Преследуя нумидийцев, римские пехотинцы бросились в реку, вода которой доходила им до подмышек, и не удивительно, что, выбравшись на другой берег, они тряслись от холода и с трудом держали в онемевших руках оружие. Напротив, люди Ганнибала в это утро плотно поели, растерлись маслом и жиром, заранее полученным от командиров, а в ожидании боевого сигнала грелись у костров. Таким образом, при приблизительно равной численности обеих армий все преимущества оказались на стороне карфагенян.
Семпроний выставил в этот день все четыре консульских легиона плюс союзные войска, общим числом около 40 тысяч человек. У Ганнибала после перехода через Альпы оставалось 26 тысяч человек, но теперь к ним добавились галльские отряды, что в целом составило также около 40 тысяч. Но это было обманчивое равенство. Как успел убедиться во время битвы при Тицине Сципион, Ганнибал пользовался значительным тактическим преимуществом: вместе с галльским подкреплением его конница насчитывала 10 тысяч человек против четырех тысяч римских всадников (Полибий, III, 72, 9).
Первыми карфагенский полководец пустил балеарских пращников и легкую пехоту, вооруженную пиками, всего около восьми тысяч воинов; следом за этим авангардом выступала остальная часть армии во главе с командиром. Отойдя от своего лагеря на полтора километра, он выстроил единым фронтом тяжелую пехоту, приблизительно 20 тысяч иберов, галлов и африканцев. Десять тысяч всадников разделились на два корпуса и заняли фланги, чуть выдвинувшись вперед. Здесь же разместились и слоны. Общая протяженность фронта составила около трех километров. Армия Семпрония, выстроенная строго напротив карфагенян, выглядела следующим образом: в центре — пехота, первую линию которой составили тяжеловооруженные воины, по флангам — конница, вернувшаяся в строй после безуспешной погони за нумидийцами. Сражение началось. По центру рукопашная схватка велась примерно на равных, но на флангах римская конница вскоре отступила под натиском более многочисленной карфагенской кавалерии, которой к тому же помогали слоны. В результате обнажились фланги римской пехоты, на которые устремились карфагенские пращники и копейщики. И в этот момент из засады выскочил отряд Магона, нацеленный прямиком на римские тылы. Напомним, что римляне бились спиной к реке, и воспоминание об утренней переправе через ледяной поток все еще преследовало римских солдат, которые ни за что на свете не согласились бы на повторное исполнение того же «упражнения». Значит, бежать они могли только в одном направлении — вперед. Римской пехоте удалось прорвать в нескольких местах карфагенский строй, нанося тяжелые потери африканцам и особенно галлам, занимавшим, как мы помним, центральные позиции. Они-то и сумели выбраться живыми из переделки. Построившись, они — примерно 10 тысяч человек — организованно отошли к Плаценции. Вскоре к ним присоединились жалкие остатки фланговой пехоты, принявшие на себя массированный удар карфагенской конницы и слонов, и большая часть всадников.
Это был настоящий разгром, и напрасно Семпроний оправдывался в Риме, куда выехал в конце декабря для руководства комициями по избранию новых консулов, пытаясь свалить ответственность на дурную погоду. Кстати сказать, именно дурная погода помешала Ганнибалу добить остатки отступавшей римской армии. Но и карфагеняне не обошлись без потерь: к числу погибших в сражении добавились жертвы болезней, вызванных непрекращающимся дождем и пронизывающим холодом. И еще больше, чем люди, страдали от непогоды кони и вьючные животные, не говоря уже о слонах. Правда, наши источники расходятся в точной оценке численности последних. Так, Полибий (III, 74, 11), а вслед за ним и Зонара (VIII, 24) убеждены, что после битвы на Требии у пунийцев остался всего один слон, тогда как Тит Ливий (XXI, 58, 11) считает, что последние семь слонов, пережившие эту схватку, пали позже, в результате неудачной попытки Ганнибала перейти Апеннины. Но эта нелепая попытка в разгар зимы штурмовать Апеннины, да еще для такого расчетливого стратега, как Ганнибал, представляется нам выдумкой падуанского историка.