Гарантирую жизнь
Шрифт:
– А Карпунино как переводится?
– Никак, этот топоним возник по имени основателя деревни Карпа, поставившего здесь, в глуши, на берегу Осечихи небольшой скит двести двадцать лет назад. Кстати, Осечиха – словечко из лексикона вепсов, означает – «длинная трава», то есть осока. – Ник увлекся, глаза его заблестели. – Я и сам не знаю, почему мне нравится исследовать происхождение названий рек, озер и деревень. Просто интересно, и все. В первом тысячелетии на территории нашего края жили несколько финно-угорских народов: весь, меря, пермь, лопари, чудь,
В горницу заглянула Софья.
– Идемте на веранду, там такие запахи после дождя – закачаешься!
Они перешли на веранду, сели за стол, но Ник продолжал делиться своими знаниями, найдя в лице Тарасова благодарного слушателя, и тот узнал много нового о географических названиях Вологодчины и Нижегородчины.
Так, оказалось, что озеро, на берегу которого возвышается всемирно известный Кирилло-Белозерский монастырь, основанный еще в тысяча триста девяносто седьмом году, называется Сиверским вовсем не потому, что расположено на севере. С языка древних вепсов это название переводится как «глубокое озеро». И действительно, глубины в Сиверском солидные – до двадцати шести метров, а пятьсот лет назад оно было еще глубже.
А вот имя русского города Тотьма никак не связано с «тьмой», как принято считать, хотя зимы здесь длинные и темные. Оно восходит к древнепермским словам «тод» – сырое место, заросшее кустарником и елками, и «ма» – земля.
– Подожди, Коля, – остановила разговорившегося брата Софья, поднимая бокал с брусничной наливкой, по части изготовления которой Полина Родионовна была большая мастерица. – Давайте выпьем за встречу и чтобы исполнились наши мечты.
– Это целых два тоста, – сказал раскрасневшийся Ник. – Сначала пьют за одно, потом за другое.
– Хорошо, вы пейте за одно, а я за другое.
Они сдвинули красивые резные хрустальные стаканы, и Глеб пригубил вино, не очень сладкое, терпкое, с приятной горчинкой, пахнущее травами и солнцем.
– Очень вкусно!
– Спасибо, сынок, – расцвела Полина Родионовна, отхлебнув наливки вместе со всеми. – Это еще прадедов рецепт, любили в нашем роду такие напитки. Ну, вы тут посидите, а я по хозяйству похлопочу.
Глеб захрустел салатом, попробовал соленые лесные грибочки с картошкой, съел полтарелки пельменей и допил вино. Посидели еще полчаса, слушая Ника, который рассказал о происхождении названия речки Песья-Деньга, вовсе не относящегося ни к собакам, ни к деньгам. Сначала река называлась Леденьга – «песчаная река» на языке чуди заволочской, а уж потом славяне превратили слово «лед» – песок – в более понятную им «песь».
– Мужчины, вы тут доедайте без меня, – встала из-за стола Софья, – а я за Оленькой сбегаю. Спать пора детям, солнце уже село.
– И я пойду, – поднялся Тарасов. – Моя Акулина без меня не ложится.
Встал и смущенный Ник.
– Заговорил я вас совсем…
– Нет-нет, – запротестовал Тарасов, – все было очень интересно. Мы еще встретимся и поговорим.
– Тогда уж
– Завтра не получится, мы на пасеку поедем, а вот послезавтра скорее всего зайдем.
Ник просиял, пожал руку Тарасу, обнял сестру и ушел.
– Хороший мужик, – сказал Глеб, глядя ему вслед. – Начитанный, умный, увлеченный. Побольше бы таких.
Софья оглянулась, украдкой поцеловала его прямо на улице и потащила за руку в сгущающихся сумерках на другой конец деревни, где жил Евстигней Палыч.
Договорились, что, как только уложат детей, встретятся на берегу Осечихи. Но планы пришлось поменять, когда они проходили мимо хаты Мотовилихи. «Быки» сидели на лавке у ворот и курили.
– Эй, красавица, – окликнул Софью один из них, – зашла бы в гости. У нас хорошая музыка, коньяк есть, травка, повеселимся.
Софья не ответила, невольно ускоряя шаг. Они молча прошли мимо.
– Эй, ты чего, глухонемая? – продолжал «бык».
Его брат заржал.
– Подожди-ка, – сказал Глеб. – Я скажу им пару слов.
– Не надо!
– Не бойся, я за себя отвечаю.
Он подошел к лениво курившим, голым по пояс братьям и сказал тихо, но четко:
– Даю вам два дня сроку, ублюдки! Чтобы в понедельник духу вашего здесь не было! Не съедете отсюда – пеняйте на себя!
– Чего?! – разинул рот «бык» посветлей.
– Что слышал!
Глеб догнал Софью, взял под руку, не обращая внимания на матерный шум за спиной.
– Что ты им сказал? – с любопытством спросила она, оглядываясь.
– Чтобы уезжали из деревни.
– Стоило ли связываться?
– Стоило. Пока они здесь хозяйничают, никому житья не будет.
– Они опасные люди и не уедут.
– Уедут, никуда не денутся, – усмехнулся Тарасов, подумав, что он со своими навыками гораздо опаснее.
Они разобрали детей, и Софья повела не хотевшую уходить Оленьку домой. Глеб остался, собираясь укладывать Акулину, потом переложил эту обязанность на деда, поцеловал дочку, пообещав рассказать ей «страшную» историю в следующий раз, и быстро зашагал к центру деревни вслед за Софьей.
Он успел вовремя. «Быки» остановили женщину и не торопились пропускать.
– Веселитесь? – негромко сказал он, подходя ближе.
Софья вырвалась из рук одного из братьев, с которым боролась молча, не желая кричать (Оленька бегала вокруг и причитала: «Мамочка, тебе помочь?»), и бросилась, вся дрожа, к Тарасову.
– Все в порядке, – сказал он, ощущая растущий в душе гнев. – Пойдемте, я вас провожу.
«Быки» расступились.
– Эй, братан, – сказал первый, – так чего ты там базарил за чтоб мы уехали?
– Я сейчас вернусь и объясню, – пообещал он.
– Ох ты крутой! – заржал второй «бык».
– Ну-ну, будем ждать, – осклабился первый.
Глеб взял на руки Оленьку, доверчиво прижавшуюся к нему, проводил Софью до избы Полины Родионовны и оставил.
– Укладывай нашу красавицу спать, я сейчас вернусь.