Гарем ефрейтора

Чебалин Евгений Васильевич

Ныне движется к селу родной брат Асламбека — Майрбек. Сам вляпался в бандитизм, никто не подталкивал, а потому отношение к нему и его банде должно быть соответственное, без скидок на славный их род. Опозорил он этот род.

За околицей уже трещали выстрелы: вступили в бой заслоны. На скалах, на пригорках, дыбившихся кольцом вокруг аула, замелькали темные верткие фигуры. Охнул, схватился за бок, недоуменно и жалко кривя лицо, стал оседать на землю боец гарнизона: ужалил прицельным огнем с горы шериповец.

Рудаков, бледнея, сдавленно выкрикнул:

— К бою! Занять оборону!

Межиев, пригибаясь,

махнул рукой, зовя за собой, метнулся под защиту стены. Милиция сыпанула за ним, на ходу выдергивая затворы винтовок. В полусотне метров занимали круговую оборону созыкинцы.

Рудаков, вжимаясь в стену, целился, стрелял. Неотвязно мучила мысль: знает ли Аврамов, что это началось на три дня раньше? Как сообщить об этом в город? Похоже, что банда обложила центр плотно, связников не выпустят.

Бой накалялся злой, смертной отвагой. Рудаков каменел в холодной решимости: не дать запалиться бандитскому очагу в сердцевине Чечни, когда немцы стоят на Тереке. Он уверен был в своем праве на каждую пулю, посланную в чужую жизнь. Вложено было в него это право долгими годами милицейского бытия, Кратким курсом ВКП(б), рублено-острыми политбеседами, где само собой разумелось, что революция — ослепительно белое благо для всего человечества и кто против нее — смертельный враг этого самого человечества.

Ни Рудакову, ни Созыкину не приходила в голову мысль, что серобешметная бандитская масса, усыпавшая горы и обложившая аул, тоже имела свое право на Итум-Кале. И покоилось оно на мощном, хотя и не классовом фундаменте — национальном.

Стреляющие с гор были плоть от плоти этой земли, политой кровью и потом предков, эта земля хранила тепло босых подошв их детства, а подошвы помнили уютную надежность ее. Не потому ли каждый воинский гарнизон России, расквартированный в горной Чечне еще с мирных времен, нестихающе, оскорбительно жег ее изнутри инородной картечиной, порождая и подпитывая вековой рефлекс выгрызть эту картечину любой ценой.

У наступающих и обороняющихся жила внутри своя правда. Оттого так непримиримо схлестнулся бой — один из нескольких в горах. О них сообщило в город устное радио, которое опередило телеграф.

После этого к Итум-Кале двинулся двухротный батальон 141-го горнострелкового полка войск НКВД вместе с кавалерийским взводом милиции и большой группой местных истребителей.

Держали в уме Аврамов и Серов главный очаг преждевременно полыхнувших событий — Агиштинскую гору и гору Дени-Дук близ Махкетов, где сосредоточились главные силы повстанцев, сплавленные с немецкими диверсантами.

Туда были спешно брошены первый полк IX милицейской дивизии, истребительный отряд под командованием Жукова и войсковые подразделения. Атаковать главные бандитские силы должны были отряды Жукова, Дубова и Криволапова. Остальным приказано было занять надежную оборону позади этих трех отрядов на подступах к Грозному. Сомнут Жукова, полезут к городу — ощетинится огнем оборона, перемалывая бандитские силы.

Прогревали моторы, ждали сигнала на аэродроме несколько бомбардировщиков. Все было вроде бы по-умному, но доводил до тихого бешенства, изводил Аврамова несуразный, нелепый и, как ни крути, преступный финт приемыша своего Федора Дубова и его напарника Криволапова. Кой черт понес их к Хистир-Юрту? Посылал же их Аврамов к Махкетам для соединения

и совместного удара с Жуковым по немецкой агиштинской группировке. Они нужны там именно теперь, позарез нужны. Как посмел Федор не выполнить приказа? Как объяснить это Серову.

Серов сообщил о начале событий в Москву. Сообщил Сталину, минуя Берию. Берии позвонил Кобулов. Это было около одиннадцати дня.

* * *

Берия говорил со Сталиным, слал в трубку напористую страсть словес:

— Этот шибздик Серов донянчился с Чечней! Кобулов доложил: восстание началось раньше на три дня! Я послал в Грозный своих заместителей Круглова и Меркулова. Бандиты заняли два райцентра, лезут к городу. Нужны силы регулярной армии, надо взять у Петрова из обороны дивизию…

— Петров нищий, — размеренно отозвалась трубка. — Хочешь запустить немцев в Грозный с Терека?

— Тогда… я должен взять все в свои руки! Серов прикрывается твоим именем, саботирует мои указания, связал Кобулова по рукам и ногам!

— Правильно сделал, — холодно одобрил Сталин. — Дураков и бабников надо вязать.

— Необходимо что-то делать…

— Необходимо меньше кудахтать. Час назад Серов докладывал мне положение дел. Он контролирует ситуацию.

— Он хороший местный тактик, Коба, — страстно согласился нарком, — но стратегию надо делать отсюда. Он не сможет одновременно давить восстание и использовать возможности аппарата и разведки. Они навязали узлов в Стамбуле! Кто будет распутывать? Я отвечаю перед тобой за все! Положение критическое, я должен взять все в свои руки.

После долгого молчания трубка тяжело, с отвращением сказала:

— Возьми. Напополам с Серовым.

Он боялся и ненавидел своего пса. Но уже не мог обойтись без его охранной свирепости, поскольку еще больше боялся тех окрестностей, куда выходил ради дела и прогулок. Он давно повадился кормить пса сырым человечьим мясом и держать на короткой цепи в наркомовском амбаре.

Нарком осторожно положил трубку. Вызвал к себе начальника шифровальщиков, приказал заготовить и передать шифровку в Стамбул, Вкладышу: убрать Саид-бека Шамилева. Не черта ему делать в Чечено-Ингушетии. Все это трюкачество с посадкой самолета с десантом и оружием, задуманное Серовым… Пусть поиграют. Но без Саид-бека. Горы нашпигованы своими саид-беками, а эти кретины доставляют туда еще одного, самого матерого. Разбегутся, как тараканы, по ущельям, ищи их тогда.

Глава 12

Еще не знал Ушахов, кто орудовал на ферме и домогался их коров. Но шмайсеры были, по слухам, у немецких парашютистов и у Косого Идриса. Абу верил в Аллаха, бежал и молился, чтобы на ферму напали не немцы. С бандой было легче справиться.

Еще издалека он увидел черную папаху одного из налетчиков. Тотчас из окна фермы громыхнул ружейный выстрел: взвихрил снежный фонтан рядом с папахой.

У стены фермы в непростреливаемой зоне лежали трое с автоматами. Из окна их не достать. Еще несколько человек с карабинами рассыпались по двору за укрытиями. У этих дела обстояли хуже, дрянь, а не укрытия выбрали: мерзлая кочка, бочка с водой, куча кизяка — ни перебежать, ни прицелиться как следует на слепящей белизне. Из двух окон фермы простреливался весь баз. С тылу ферму не взять, там глухая, каменная стена.