Гарем
Шрифт:
– Лишился головы, а кто-то утонул в зашитом мешке в Босфоре, – закончил рассказ за Халида Малик. – На одном фронте вы победили, а на другом? Жив ли Форжер?
– Да, – мрачно подтвердил Халид. – Я больше забочусь о тех, кто будет жить, чем о мертвецах, пусть они еще скрываются в норах.
– Если ты заботишься о живых, то позаботься и обо мне. Женись на мне, пока я не скончалась во грехе, – подала голос Эстер.
Халид ритуально сплюнул на все четыре стороны и для успокоения гнева по привычке принялся считать в уме.
– Имам нас поженил!
Малик и Эйприл отвернулись, не желая лицезреть, как войска готовятся к генеральному сражению.
– И еще я хочу, чтобы мое дитя крестили! – потребовала Эстер.
– Какое?
– И первое, и второе, когда оно родится.
– Она не в себе, – обратился Халид к гостям. – Так иногда бывает с беременными женщинами.
Он вновь вгляделся в столь ненавидимое в этот момент и столь чарующее личико, но остался тверд в решении не поддаваться ее чарам.
– Ни один мой отпрыск не будет крещен!
– Но я же крещена!
– Раз ты вышла за меня замуж, то приняла мою веру!
– Но мы не женаты! – вскричала Эстер. – Мы предаемся похоти и живем в беззаконии! Она вскочила и покинула застолье.
– Эй! – Его окрик остался безответным.
Эстер хлопнула дверью и исчезла.
В припадке слепого гнева Халид опрокинул стол и раскидал подушки.
Точно так же разъяренная Эстер металась по коридорам, проклиная сложную и чуждую ей архитектуру. На пути ей повстречался Омар с подносом, где горкой лежали пирожные и исходил паром раскаленный кофейник.
– Прочь с дороги, мерзкий ублюдок! – крикнула Эстер и толкнула маленького человечка так, что он уронил свою ношу.
И тут она опомнилась. Почти слепая от нахлынувших слез, Эстер помогла ему собрать осколки с пола и, продолжая рыдать, отправилась дальше по коридору неизвестно куда.
Ей было все равно, идти ли прямо или взбираться наверх. Она не замечала ступеней и поворотов крутой лестницы. Добравшись до верхней площадки, она вдохнула живительный морской воздух. Охраны не было. Не было ни Халида, ни Омара. Наконец-то она была предоставлена самой себе. Эстер припала грудью к холодному камню парапета и горько заплакала.
Почему Халид не может понять, что ей нужно церковное освящение их брака? Она носит в себе его ребенка, но по христианским законам он станет незаконнорожденным.
Через какие-то мгновения Эстер поняла, что здесь, на вершине башни, она не одна.
Ее рыдания сопровождали еще чьи-то всхлипывания. Сначала Эстер приняла эти звуки за эхо, но какое эхо может быть на обдуваемой ветрами вершине башни?
Эстер посмотрела направо – никого. Посмотрела налево. В тумане она разглядела фигуру и лицо женщины без чадры, устремившую взгляд в сторону моря. По лицу женщины – призрачной или реальной – катились крупные слезы. Эстер проследила за ее взглядом и увидела в густой пелене тумана очертания какого-то судна.
Она в страхе перекрестилась и обратилась к женщине-призраку:
– Кто
Женщина молча уставилась на Эстер. На лице отражалась душевная мука, терзающая ее. Эстер отступила на шаг и вновь перекрестилась.
– Эстер! Где ты? – позвал снизу Халид, разыскивающий ее.
Призрак тотчас растаял в тумане.
Эстер едва держалась на ногах. Она прижала руку к груди, сердце ее бешено колотилось, голова кружилась. Она была близка к обмороку.
Принцесса-христианка, разлученная со своим возлюбленным-мусульманином, трагически рассталась с земной жизнью, но душа ее не нашла успокоения. Не поучительный ли это урок? Сможет ли Эстер жить, расставшись с Халидом?
Внутренний голос говорил ей: «Нет!»
Халид был прав. Она полюбила его и уже давно. Если он не уступит, уступить должна она.
Халид взбежал по лестнице на вершину башни. Едва взглянув на Эстер, на ее побелевшее, как мел, личико, он понял, что она встретилась с призраком принцессы.
– Помоги мне! – Эстер протянула руку, и Халид едва успел подхватить ее.
– Ничего не бойся! Пока я жив, ты под моей защитой.
– Я люблю тебя! – Эстер спрятала лицо, найдя себе убежище на его груди. – И верю тебе!
Халид огляделся. Везде господствовал туман – плотный, почти осязаемый. Халид мысленно поклялся обратиться к аллаху с молитвой за упокой души несчастной принцессы, обрекшей себя на смерть ради любви.
22
– Как ты себя чувствуешь? – спросил принц, взглянув на закутанную в чадру супругу с высоты.
Он уже гарцевал на могучем жеребце. Малик и множество всадников только и дожидались сигнала принца, чтобы рвануться вперед и заняться первой зимней охотой. – Прекрасно себя чувствую, мой господин, – ответила Эстер, чуть погладив свой округлившийся животик.
– Как ты собираешься развлекать свою кузину?
Эстер лукаво скосилась на Эйприл.
– Она очень хочет подняться на ту площадку, где появляется привидение. Я проведу ее на башню.
– Я совсем не хочу туда идти и не верю в привидения, – возразила Эйприл. – Это она хочет, а не я.
– Надеюсь, вы как-то договоритесь! – Халид усмехнулся. – До свидания, любимая!
– До скорого свидания! – поправила его жена. – Поймай кабана, мне хочется жареной свинины.
Лицо Халида исказилось в гримасе отвращения, а Эстер рассмеялась.
Так, на веселой ноте, они расстались. Эстер была убеждена, что ни ему, окруженному толпой друзей и вооруженных охранников, ничего не грозит, ни ей, нашедшей себе убежище в Девичьей Башне, выдержавшей столько осад за множество веков.
Однако у Халида на душе было тревожно, и он решил, что еще до наступления темноты он обязательно вернется с охоты.
Эстер проводила нетерпеливую Эйприл и дрожащего от непонятного озноба Омара на верхнюю площадку башни.
– Я стояла вот здесь, а она была там и смотрела на залив. Там, в бухте, причаливал корабль… О, черт побери!