Гарем

Грассо Патриция

– Разве это относится и к твоим слугам? – невинным голоском спросила Эстер.

«Вот глупышка! – подумал Халид. – О аллах, надели меня терпением!»

– Люди во дворе не слуги, а воины. И как я должен теперь согласно закону поступить? Ослепить моих верных воинов? Тех, кто посмел глядеть на милое личико моей неразумной женушки?

– Пощади их! – испугалась Эстер. – Я виновата. Клянусь, я не буду нарушать впредь ваших обычаев. Будь милосерден, пожалуйста.

Халид помолчал, потом промолвил с важностью:

– Это

первое из твоих желаний, и оно будет исполнено. Сколько у тебя еще просьб? Эстер взмахнула листком бумаги.

– Я желаю, чтобы вот это было отослано ко мне на родину, и как можно скорее.

Халид несказанно удивился, даже не то слово, он был изумлен. Взяв листок, он уставился на непонятные ему письмена. Затем подошел к столу, где еще догорала свеча, и прогрел над ее пламенем бумагу, желая обнаружить тайный шифр. Шифра он не обнаружил, зато увидел белки от яиц, оставленные Эстер.

– Что это?

– Мое письмо к матери.

– Нет, это! – Он указал пальцем на тарелку с яичными останками.

Эстер приблизилась.

– А тебе невдомек?

– Нет, ты мне скажи, что это. Эстер в недоумении разглядывала то, на что грозно указывал палец супруга.

– Мне это напоминает белок от сваренных вкрутую яиц.

– Я знаю, что это такое.

– Тогда зачем спрашиваешь? – удивилась она.

– Почему они здесь?

– А где они должны быть?

– Не отвечай вопросом на вопрос, – рассвирепел Халид. – Разве яичные белки – отрава для твоего желудка?

– Не знаю, – призналась Эстер. – Просто я их не люблю. Зато желтки мне по вкусу.

– Значит, ты ешь желток, а белок выбрасываешь? – удивился Халид. – Ты нарушаешь заповедь аллаха: «Когда ешь яйцо, то ешь и желток и белок, – или не ешь ничего».

Сказав это, Халид поднес ее письмо к пламени свечи.

– Что ты делаешь?! – завопила Эстер, но поняла, что спасти послание уже невозможно.

– Никаких писем в Англию! – Халид железной рукой преградил ей путь к столу, где превращалось в пепел ее письмо. – Забудь о своей прошлой жизни.

– Как я могу забыть свою мать? Свою семью? Он схватил ее за плечи и, казалось, был готов вытрясти из нее душу.

– Выслушай меня! Как только твое письмо попадет в Англию, султан получит от твоего монарха требование отпустить тебя на волю. Причем неважно, жена ты моя или нет.

– Но моя мать…

– Твоя мать уже оплакала тебя. Зачем давать ей надежду, что ты еще вернешься к ней? И, пожалуйста, кончим нашу затянувшуюся беседу. Мои люди готовы убрать шатер. Ты окажешься под открытым небом и, пожалуйста, надень чадру.

– Солнце так палит. Я не вынесу жары. Придумай, что мне полегче накинуть на голову.

– Полегче ничего нет, – сказал Халид как отрезал. – Такова участь женщины.

Среди заповедей аллаха была и та, что спорить с упрямой женой

бесполезно. Надо не уговаривать, а действовать. Он накинул на нее яшмак и выдержал весьма соблазнительную борьбу с извивающейся Эстер.

Когда оба противника отдышались, он пригрозил:

– Если сбросишь ее, то твои ягодицы за это ответят. Не желаешь ли пообщаться с семихвостой плеткой?

Из-за плотной чадры до него донеслось невнятное бормотание.

– Говори громче, я не слышу.

Эстер приподняла чадру и нагло заявила:

– Хоть лицо мое и скрыто, а груди все равно торчат. Тебя это устраивает?

Халид поспешно вернул чадру на место и вывел ее наружу из уже разбираемого шатра. Его люди суетились во дворе, собирая пожитки. Все это ловко и быстро укладывалось на спины лошадей, пристегивалось ремнями. Караван-сарай пустел на глазах. Армянское семейство уже потянулось в путь через распахнутые ворота.

– Где моя кобылка? – озираясь, спросила Эстер.

– Абдулла о ней позаботится, – ответил Халид. – Ты поедешь со мной.

– Ты мне по-прежнему не доверяешь? Даже сквозь плотную чадру он ощутил ожог от ее насмешливого взгляда.

– Твое поведение не вызывает доверия.

– Но муж должен доверять жене. Тебе придется этому научиться, мой супруг.

– А тебе, моя принцесса?

– Я полностью тебе доверяю.

Халид промолчал. Он усадил Эстер на коня и занял место за ее спиной. От него исходило тепло, которое будоражило в ней постыдные желания. Ей хотелось попросить его остановиться и где-нибудь в укромном уголке повторить то, что они проделывали в постели. Но как можно было даже заикнуться об этом, когда за ними следовала вереница вооруженных суровых всадников?

Халида же занимали совсем другие мысли. Как он представит матери свою жену? Их ядовитые язычки вполне достойны друг друга, и они совьются во взаимной вражде как клубок змей.

А Эстер думала совсем о другом: «Мой супруг настолько дорожит мною, что даже боится далекой королевы английской. Он не хочет рисковать, и сама мысль о том, что ее могут отнять от него, для него неприемлема. А что, если это будет поводом для союза двух отдаленных государств и я прославлюсь, как великая объединительница двух враждующих вер?»

Эстер представила себе, как она въезжает в Лондон и толпы народа приветствуют ее.

Халид вернул ее к действительности чувствительным толчком в спину.

– Не ерзай в седле, мой конь может занервничать. Заставить волноваться могучего коня было гораздо опаснее, чем дразнить влюбленного в нее супруга. Поэтому на какое-то время Эстер укротила свой темперамент. Все-таки через некоторое время она напомнила Халиду:

– Ты обещал мне рассказать о своей семье.

– С какого времени начать? – спросил Халид, жарко дохнув ей в затылок.