Гаргантюа и Пантагрюэль (др. изд.)
Шрифт:
И это было очень верно. Ведь до сих пор в ходу поговорка: «запустить кому-нибудь монаха [125] .
Он тотчас же приказал подать хороший завтрак, чтобы подкрепить их. Когда все было готово, позвали Гаргантюа; но он был так опечален исчезновением монаха, что не хотел ни пить, ни есть. И вдруг появляется монах и кричит от ворот:
– А ну-ка свежего винца, свежего винца, Гимнаст, мой друг! Гимнаст вышел и увидел, что это брат Жан, который привез пять паломников и пленного Тукдильона. Тогда и Гаргантюа вышел навстречу, монаху оказали самый лучший прием, какой могли, и привели к Грангузье, который стал расспрашивать его обо всех приключениях. Монах рассказал
125
Bailler le moine а quelqu’un – это значит – издеваться над кем-нибудь.
Потом все принялись весело пировать. Между тем Грангузье спрашивал паломников, из какой они страны, откуда пришли, куда направляются. За всех ответил Усталый Пешеход:
– Государь, я из Сен-Жену, в Берри; этот из Палюо, тот – из Онзэ, этот из Аржи, а тот – из Вильбренена. Мы идем из Сен-Себастьяна, что у Нанта, и теперь возвращаемся небольшими переходами.
– Хорошо! – сказал Грангузье. – Но что вы хотели делать у святого Себастьяна?
– Мы хотели, – сказал Пешеход, – принести ему свои обеты против чумы.
– О, – сказал Грангузье, – бедные люди, неужели вы думаете, что святой Себастьян насылает чуму?
– Ну да, конечно, – это утверждают наши проповедники.
– Да? – сказал Грангузье. – Значит, лжепророки объявляют вам такую ложь? Таким образом они клевещут на святых, праведников божьих, уподобляя их дьяволам, сеющим только зло среди людей, как Гомер написал, что чума на греческое войско была напущена Аполлоном, и как поэты выдумали целую кучу злых богов. В Синэ некий ханжа проповедовал, что Антоний насылает огонь на ноги.
Святой Евтропий – водянку,
А святой Жильдас – сумасшествие,
Святой Жену – подагру [126] .
«Но я его наказал так примерно, что хотя он и назвал меня еретиком, но с той поры ни один святоша не смеет больше показаться на моей земле; и меня поражает, что ваш король позволяет им в своем королевстве проповедовать такую ложь; их надо карать беспощаднее, чем тех, кто посредством магии или других козней насылает на страну чуму. Чума убивает только тела, а эти лжецы отравляют души».
126
Все эти качества приписываются святым, по-видимому, исключительно из-за созвучия (на франц. яз.) их имен с названными болезнями.
Пока он так говорил, в комнату вошел с очень решительным видом монах и спросил:
– Откуда вы, бедняги?
– Из Сен-Жену, – сказали те.
– А как, – сказал монах, – поживает аббат Траншлион, этот славный выпивака? А монахи, что они едят? О тело господне! Ах, попробуют они ваших жен, пока вы странствуете.
– Гм, гм, – сказал Пешеход. – За свою я не боюсь. Потому что кто ее увидит днем, не станет себе шеи ломать, чтобы прийти к ней ночью!
– Это, – сказал монах, – вилами на воде писано. Она может быть дурна, как Прозерпина, – и то не останется в покое, раз монахи поблизости, потому что хороший работник всякую вещь безразлично пускает в дело. Пропади я, если при вашем возвращении вы не найдете их потолстевшими, потому что даже тень от колокольни в аббатстве плодоносит.
– Это как нильская вода в Египте, – сказал Гаргантюа, – если верить Страбону; а Плиний говорит: плодородие зависит также от питания, от одежды и от телосложения.
Тут сказал Грангузье:
– Уходите-ка, бедные люди, во имя господа-создателя – да будет он вашим постоянным руководителем – и впредь не будьте столь легки на праздные и бесполезные путешествия.
Потом Гаргантюа свел их в зал, чтобы накормить их; но паломники только вздыхали и говорили ему:
– О, как счастлив тот край, который имеет своим господином такого человека! Его речи наставили и научили нас больше, чем все проповеди, которые когда-либо говорились в нашем городе.
– Это то, что и говорит Платон, – сказал Гаргантюа, – в книге пятой «О государстве»: счастливы будут государства, когда короли будут философами, или когда философы будут королями.
Потом он велел наполнить их сумы всякою едой, бутылки – вином и каждому дал по коню для облегчения остающегося пути и по нескольку монет на прожитие.
ГЛАВА XLVI. Как гуманно обошелся Грангузье с пленником Тукдильэном
Тукдильон был представлен Грангузье, и на вопрос того относительно намерений и деяний Пикрошоля и о том, какая цель преследуется этим внезапным мятежом, Тукдильон ответил, что цель и назначение этого всего – завоевание, по возможности, всей страны, за обиду, нанесенную его пекарям.
– Это уже слишком много, – сказал Грангузье, – кто многого хочет, мало получает. Теперь не время для таких завоеваний, которыми наносится вред ближнему, брату-христианину. Это подражание древним Геркулесам, Александрам, Ганнибалам, Сципионам, Цезарям и другим подобным противно евангельскому учению, коим предписывается нам оберегать, спасать, владеть и править каждому своими землями, а не нападать враждебно на чужие; и то, что некогда сарацины и варвары называли подвигами, ныне мы называем злодейством и разбоем. Лучше бы ему было держаться своего дома и по-королевски управлять им, чем нападать на мой и, как враг, грабить его; потому что, хорошо управляя своим, он возвеличил бы его, а грабя меня – разрушит. Уходите с богом, следуйте путем добрым; указывайте вашему королю ошибки, которые будете знать, и не советуйте ему никогда, имея в виду вашу частную пользу: ибо с общим делом гибнет и частное. А что до выкупа за вас, – я дарю вам его полностью, и вам будут возвращены и оружие ваше и лошадь.
Так надо поступать с соседями и старинными друзьями, так как эта ссора между нами, собственно, не есть война. «Так и Платон в книге пятой «О государстве» не хотел называть войной, а назвал возмущением, когда греки подняли оружие одни на других, и в случаях подобного несчастья он советует действовать со всею умеренностью. Если вы это называете войной, то она только поверхностна, она не проникает в самую глубину наших сердец: ведь ни у кого из нас честь не оскорблена. Весь вопрос, в конечном итоге, в том, чтобы исправить ошибку, совершенную нашими людьми, – я говорю: нашими и вашими, – ошибку, которую, хотя бы вы и убедились в ней, вы должны были спустить, потому что лица, которые поссорились, достойны скорее презрения, чем внимания, даже если и удовлетворить их за убытки, как я уже предложил. Бог будет справедливым судьей в нашей ссоре, – бог, которого я умоляю скорее смертью отнять у меня жизнь и на моих глазах уничтожить все мое имение, чем допустить, чтобы в чем-нибудь он оскорблен был мною или моими подданными».
Сказав это, он позвал монаха и при всех спросил у него:
– Брат Жан, добрый друг мой, это вы захватили в плен присутствующего здесь капитана Тукдильона?
– Государь, – сказал монах, – он здесь, он совершеннолетний и в здравом уме, и я предпочитаю, чтобы вы узнали это из его признания, а не из моих слов.
Тогда Тукдильон сказал:
– Да, государь, это он, действительно, взял меня, и я откровенно признаю себя его пленником.
– Вы хотите за него выкуп? – спросил у монаха Грангузье.