Гарики предпоследние. Штрихи к портрету

Губерман Игорь Миронович

*

Мне как-то понять повезло, и в памяти ныне витает, что деньги тем большее зло, чем больше нам их не хватает.

*

На то, что вышел из тюрьмы, на то, что пью не по годам, — у Бога я беру взаймы, и оба знаем, что отдам.

*

В ночи на жизнь мою покой ложится облачным пластом, он изумительно такой, каков,

быть может, в мире том.

*

Лижут вялые волны былого зыбкий берег сегодняшних лет, с хилой злобностью снова и снова люто плещут в лицо и вослед.

*

Все пока со мной благополучно, профилю не стыдно за анфас, мне с самим собой бывает скучно, только если спит один из нас.

*

А люблю я сильнее всего, хоть забава моя не проста, — пощипать мудреца за его уязвимые спору места.

*

Ни тучки нет на небе чистом, а мне видна она вполне, поскольку светлым пессимистом я воспитал себя во мне.

*

На днях печалясь, невзначай нашел я смуты разрешение: я матом выругал печаль, и ощутилось облегчение.

*

На будущие беды мне плевать, предвидеть неизбежное — обидно, заранее беду переживать — и глупо, и весьма недальновидно.

*

Насмешливость лелея и храня, я в жизни стал ей пользоваться реже: ирония — прекрасная броня, но хуже проникает воздух свежий.

*

Тертые, бывалые, крученые, много повидавшие на свете, сделались мы крупные ученые в том, что знают с детства наши дети.

*

Процессом странствия влеком, я в путешествие обычно весь погружаюсь целиком, а что я вижу — безразлично.

*

Люди нынче жаждут потреблять, каждый занят миской и лоханкой, смотрится на фоне этом блядь — чистой древнегреческой вакханкой.

*

Мне снился сон: бегу в толпе я, а позади — разлив огней, там распростертая Помпея, и жизнь моя осталась в ней.

*

А если все заведомо в судьбе расписано, играется с листа, и мы — всего лишь гайки на резьбе, то лень моя разумна и чиста.

*

Не мы плетем событий нить, об этом знал и древний стоик, а то, что можно объяснить, — уже

усилия не стоит.

*

Прислушавшись к оттенкам и нюансам, улавливаешь Божью справедливость: мы часто терпим горести авансом за будущую алчную блудливость.

*

Неужели где-то в небе с равнодушной гениальностью сочиняется та небыль, что становится реальностью?

*

Я мыслю без надрыва и труда, немалого достиг я в этом деле, поскольку, если целишь в никуда, никак не промахнешься мимо цели.

*

Давно и в разном разуверясь, но, веря в Божью широту, еще сыскать надеюсь ересь, в которой веру обрету.

*

По воздуху, по суше и воде добрался я уже до многих стран, еще не обнаружил я нигде лекарство от душевных наших ран.

*

И все течет на самом деле по справедливости сейчас: мы в Бога верим еле-еле, а Бог — совсем не верит в нас.

*

В судьбе бывают мертвые сезоны — застой и тишина, тоска и муть, и рвемся мы тогда, как вор из зоны, а нам давалось время отдохнуть.

*

Тоска, по сути, неуместна, однако, скрыться не пытаясь, она растет в душе, как тесто, дрожжами радости питаясь.

*

Мне дней земных мила текучка, а рай — совсем не интересен: там целомудренниц толкучка и не поют печальных песен.

*

В шарме внешнем нету нужности одинокому ежу, красоту моей наружности я внутри себя держу.

*

Нет, я на время не в обиде, что источилась жизни ось, я даже рад, что все предвидел, но горько мне, что все сбылось.

*

Мой дух неярок и негромок, но прячет каплю смысла зрелого самодостаточный обломок несуществующего целого.

*

Напрасно мы то стонем бурно, то глянем в небо и вздохнем. Бог создал мир весьма халтурно и со стыда забыл о нем.

*

С наслаждением спать я ложусь, от уюта постели счастливый, потому что во сне не стыжусь, что такой уродился ленивый.