Гармонии эпох. Антропология музыки

Я не музыкант и даже не музыковед. Как профессионал в науке я специализировался по разностороннему изучению культуры: археология, филология и культурная антропология. Довелось касаться и проблем искусства. Но из моих книг эта — первая о музыке. Нужно объяснить, с какой стати профессор археологии и антропологии решился изложить в печати свои соображения о музыке.

В детстве родители дали мне не только общее, но и музыкальное образование. Параллельно с общеобразовательной школой я учился в музыкальной школе, прошел ее ускоренным темпом и поступил в музучилище (заведение типа техникума). Там проходил уже не только занятия

по классу фортепьяно, но и сольфеджио, историю и теорию музыки. Выступал до 13 лет с концертами, играл даже с симфоническим оркестром, словом меня направляли на стезю вундеркинда. Но я взбунтовался и эту перспективу отверг. Меня больше привлекали науки. Тем не менее, впоследствии я не чурался и музыкальных интересов: в студенческие годы руководил эстрадным ансамблем, в преподавательские — курировал факультетскую самодеятельность.

Автор за фортепьяно в годы написания книги

Все, чем я занимался, я старался осмыслить с позиций науки. Из размышлений о месте джаза и рок-музыки в перспективе истории культуры родилась небольшая книжка «Гармонии эпох», написанная около 1977 г. В книге я стремился проследить, как социальная психология эпохи сказывается на формировании приемлемой для этого времени гармонии, как гармонические структуры, входящие в моду, всякий раз соответствуют привычным для данной эпохи социальным представлениям и настроениям. Книга связывала социальную психологию с музыкой. Я написал ее по договоренности с одним издательством, но издание застопорилось.

Однако в 1978 году на Дворцовой площади в Ленинграде произошли многотысячные беспорядки, вызванные отменой запланированного рок-фестиваля с участием американских звезд. Рок-музыку стали давить с новым усердием, и издательство испугалось. Рукопись мне вернули. Но перед тем, видимо, кто-то ее скопировал. Так или иначе, она соскользнула в самиздат. А через год меня уже попросили представить оригинал в КГБ. Месяца два держали там рукопись, а потом улыбчивый молодой человек вернул ее, сказав, что у них весь отдел читал ее с увлечением, что никакой крамолы в ней нет, что как раз таких книг не хватает, отсюда и беспорядки, что некоторые шероховатости, политически нехорошие, редактирование уберёт, словом — я могу ее издавать. Они даже готовы дать рекомендацию. Но у меня что-то пропала охота.

А в 1980 г. наши войска вошли в Афганистан, разрядка окончилась. Сахаров был отправлен в Горький, на вольномыслящих и подозреваемых в вольномыслии обрушились репрессии, начались аресты ряда университетских преподавателей — им предъявляли чисто уголовные обвинения, поскольку Брежнев объявил, что в Советском Союзе нет политических заключенных. Я был арестован в марте 1981 г., и не мои музыкальные вкусы были причиной ареста. Власти были раздражены моей независимой позицией в науке (социальной науке!) и тем, что меня часто печатали на Западе. Тот самый молодой человек из КГБ руководил допросами по моему делу. Когда в 1982 г. я вышел на свободу, я долго был безработным, лишь постепенно начали снова печатать, а с 1994 г. восстановился в Университете.

Через пять лет после моего выхода на свободу нашелся один экземпляр моей рукописи о гармониях эпох. Я попытался продвинуть ее в печать, но тщетно. Издательства тогда еще опасались печатать недавнего зека. Знакомые, кому я давал рукопись читать, особенно из молодежи, настаивали на том, что нужно ее опубликовать: она им помогает понимать музыку. Коллеги, особенно искусствоведы, предостерегали: всё-таки я дилетант, могут быть просчеты, ошибки. Вдобавок, стремясь изложить сложнейшие проблемы кратко, для небольшого объема, я неизбежно упрощаю, скорее всего, чрезмерно. Но разработать тему подробнее всё руки не доходили. Так рукопись и залегла в моем архиве.

Со времени написания работы прошло три десятилетия. По моим нынешним представлениям, в рукописи есть смысл, но ее бы стоило интенсивно доработать — хотя бы потому, что столько литературы опубликовано с тех пор! Однако на проработку этой литературы и переработку самой рукописи у меня нет ни времени, ни сил (мне уже за восемьдесят). Отдавая ее в печать, придется

ограничиться лишь самой простой редакционной правкой (кое-где всё же ввожу и содержательные вставки, выделяя их квадратными скобками, а также обновляю некоторые ссылки, заменяя старые издания новыми и иностранные — появившимися русскими переводами). Надеюсь, в основных чертах текст не устарел, и, заменив названия групп и стилей на более современные, молодежь узнает свои проблемы, свои конфликты и свои запросы. История всегда ведет к современности. Вчерашнее будущее — сегодняшняя злободневность, а сегодняшние перспективы — это уроки прошлого. Поэтому я без боязни отдаю на суд нынешнего поколения свои размышления, остановленные более 30 лет назад.

Чрезмерные упрощения, конечно, возможны, даже вероятны. Но когда стремишься понять сложные вещи, поначалу неизбежно упрощаешь. Потом можно устранить упрощения. Я излагаю здесь свои попытки понять зависимость музыкального языка от социальной психологии эпох. Надеюсь, они помогут тем, кто, так же, как я, стремится это понять.

Когда три электрогитары (соло-, ритм- и бас-), батарея барабанов и электроорган взрываются воем и грохотом, случайно попавшие в зал пожилые люди пожимают плечами. Они никак не могут взять в толк, с какой стати у пятерых длинноволосых юнцов, беснующихся в блике прожектора, на лицах — пафос творчества, и почему огромный битком набитый молодежью зал отзывается восторженным воплем и стоном. Ведь «хард-рок» — это не музыка! В лучшем случае — плохая музыка! Все эти «Лед Зеппелин», «Юрайя Хип», «Дип Пёрпл» из Англии, «Дорс» и «Грэнд Фанк» из США или наши доморощенные рокеры — разве это музыканты? Смесь регламентированного хулиганства с шаманским камланьем и заморской модой — вот что это.

Четверо на вершине славы — «Битлз» из Ливерпуля

Но еще совсем недавно так же точно ужасались группе «Битлз», а теперь этих кавалеров высокого британского ордена повсеместно признают талантливыми композиторами, творцами более 300 чудесных мелодий, классиками современной эстрадной музыки и уважительно величают по именам: Джон Леннон, Пол Маккартни, Джордж Харрисон, Ринго Старр… Простите, Ричард Старки. Солидные оркестры аранжируют их темы.

Более полувека назад Максим Горький назвал джаз «музыкой толстых». Он побывал в странах, где звучал джаз, послушал, послушал — и возмутился:

«…Начинает сухо стучать какой-то идиотский молоточек — раз, два, три, десять, двадцать ударов, и вслед за ними, точно кусок грязи в чистейшую, прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой, рев, треск; взрываются нечеловеческие голоса, напоминая лошадиное ржание, раздается хрюканье медной свиньи, вопли ослов, любовное кряканье огромной лягушки; весь этот оскорбительный хаос бешеных звуков подчиняется ритму, едва уловимому, и, послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных, они сошли с ума на сексуальной почве, а дирижирует ими какой-то человек-жеребец, размахивая огромным фаллосом. …Это — эволюция от красоты менуэта и живой страстности вальса к цинизму фокстрота».

И дальше: «нечеловеческий бас ревет английские слова, оглушает какая-то дикая труба, напоминая крики обозленного верблюда, грохочет барабан, верещит скверненькая дудочка, раздирая уши, крякает и гнусаво гудит саксофон… (Горький 1953: 354—356).

Статью об этом он назвал «Музыка толстых», полагая, что в ее неестественности сказывается разложение и упадок общества при капитализме.

Потом немало было попыток представить дело так, что, де, это Горький о плохом джазе, о худших образцах, об антинародном извращении и коммерческой вульгаризации джаза. Да нет, Горький не делал таких различий. Он слушал молодой джаз, «чистый» джаз — тот, который сейчас некоторые музыковеды именуют «народным» (ср. Asriel 1966). И отверг в целом. А ведь это был всего лишь джаз, по нынешним временам весьма спокойный и мелодичный. Что бы сказал Горький, послушав хард-рок, и не где-нибудь в заморском гнезде мирового капитала, а в отечестве!