Гармония по Дерибасову
Шрифт:
– А точно доношенный?
– горько спросил Дерибасов.
– Вы же знаете - сестра Лидия акушерка. И ей был сон...
– Так, - выдавил Дерибасов.
– Значит, Чхумлиан Чхумлианович... А родители его как назвали? В смысле, мать.
– Так и назвали. В вашу честь. Правда, пока звала его Чуней. Сестра Лидия позволяла... Это грех?
– В мою?
– Ну да. Ей же сестра Лидия сразу объяснила, кем он дарован, бесплодной. Она тогда еще не провидела, что это ваша бывшая жена, но все равно в целом сориентировалась правильно... Мы до последней минуты выполняли ваше наставление никого ни о ком, тем более о вас, не
В дверь просунулась большая голова Осоавиахима. Лысина безмятежно сияла, но лоб бороздили морщины:
– Зачем же они детей крадут? Я так не согласен...
– Вон!
– потребовал Дерибасов.
– Я не могу «вон». Меня отец Василий за тобой послал... Проклянет!
Пока Рудик впихивал информацию в раскалывающуюся дерибасовскую голову, почерневший от переживаний Гиви Отарович и отец Василий отыскали арбатовский двор с Верховной Личностью. Уж как сокрушался Гиви, слушая Дунин рассказ: «Эх, Дунико! Почему стрелять не училась? Почему в наш тир не ходила?! Каждый день предлагал!»
– Ты все понял, Гиви?!
– в десятый раз вопрошал отец Василий.
– Клянусь, пальцем не трону, - вздыхал Гиви.
– А еще?
– Клянусь, грубого слова не скажу, - рычал отставной генерал.
И он сдержал клятвы!
Высокую делегацию Дерибасов, подражая путешествовавшим в салонах-вагонах наркомам и командармам, принял в салоне «мерседеса». Так как новый Дунькин муж был с сопровождающим, Дерибасов из принципа прихватил Осоавиахима. Прежде чем приступить к переговорам, он открыл багажник, убедился, что чемоданчик на месте, помедитировал над ним секунду-другую и, обретя уверенность, энергично влез в салон.
– Зачем мою жену ударил?
– спросил Гиви подчеркнуто миролюбиво.
– Извини, я не знал, что она твоя жена, - подчеркнуто корректно ответил Дерибасов.
– В следующий раз - убью, - мягко предупредил Гиви.
– Я понимаю, - согласился Дерибасов.
Сочтя первый раунд законченным, Дунины мужья поизучали друг друга. Гиви с омерзением смотрел на это мелкое суетливое существо, владевшее его плавной раздольной Дунико.
Дерибасов же пытался внушить себе брезгливую жалость к Пиночету, хоть и генералу, гренадеру, красавцу, домовладельцу, отцу и прочее, но обманутому, как мальчишка, подлой Дунькой и готовому сейчас на все ради ее ублюдка. Однако дерибасовское воображение подсовывало морально неприемлемые, но эстетически приглядные сцены из нынешней интимной жизни бывшей жены Евдокии, где она выглядела на приобретенном фоне маленькой и молоденькой.
– Зачем приходил?
– наконец спросил Гиви.
– Хотел предложить помощь.
– Предлагай!
– потребовал Гиви.
– Покупаю.
– Ну-у, - сказал Дерибасов.
– Не понимаю я таких товарно-денежных отношений. Это у вас, у генералов, «ты - мне, я - тебе». А мы, простые советские буддо-христиане, руководствуемся чувствами совести и справедливости.
Гиви понял, что несколькими тысячами не отделаться, и, вздохнув, согласился:
– Ладно, давай по совести и справедливости.
– Да где же тут совесть и справедливость?!
– начал заводиться Дерибасов.
– Я, уезжая, оставил портик с древними мраморными колоннами, очень ценными, не говоря уже об их святости; капитальный
– Бывшую, - уточнил Гиви.
– Не в этом суть, - возразил Дерибасов.
– И что же? Возвращаюсь и вижу - на все это наложил лапу один и тот же человек. Выстроил свой дом на моем фундаменте; превратил мой священный портик в сени, не допускает к нему моих братьев и сестер; не менее священный фонтан превращен в стандартный бассейн... Это по совести?
– Полностью компенсирую, - пообещал Гиви.
– А то, что у одного - два дома, а у другого забрали последние недостроенные стены - это по справедливости? Отец Василий, как это согласуется с христианской моралью? Молчите? Тогда, может быть, вы, товарищ бывший генерал, объясните, как это согласуется с партийной этикой? Тоже молчите?.. Осоавиахим Будулаевич, кто-нибудь из Арбатовых обворовывал человека под самый фундамент?
– Да что ты, Миша! Когда кто из наших больше того, что в руках унести может, брал? И то - ради пропитания. Мы ж понимаем! От каждого - по способностям!
– Вот так, товарищ бывший генерал!
– резюмировал Дерибасов.
– На какую мораль ни кинь, всюду клин. А клин надо клином!
– Все оплачу в тройном размере, - мрачно предложил Гиви.
Но Дерибасов только усмехнулся:
– Мне-то ты, конечно, оплатишь. А социальный ущерб?! А то, что люди видели, что все дозволено? В смысле - генерал может делать с человеком из народа все, что угодно. А политический смысл всего этого? То есть, люди видели, что реально у нас не власть народа, а власть генералов, как в Чили! И не случайно тебя в селе зовут Пиночетом!
– Короче!
– проклекотал Гиви.
– Что хочешь?!
Дерибасов понял, что пора:
– Ладно. Поговорим тет-на-тет!
Двое мужчин, чьи фамилии носила Евдокия, неторопливо шли по улице Макара Назарова под изумленными и негодующими взглядами назарьинцев, которые только из-за не вполне своего Пиночета не выносили сор из избы, то есть Дерибасова из села.
И только дед Степан, для которого подраться было, что побрататься, не постеснялся бы бывшего собутыльника и непременно поучил бы Мишку. Дерибасова спасли назарьинский высокий забор, стариковская глухота и презрение собеседника, даже не глядевшего в его сторону. Поэтому дед Степан, увидев печально плывущие над забором Гивины пол-лица, но не слыша дерибасовского голоса, лишь сочувственно прокричал:
– Не нашел еще? Сейчас, повечеряю и к тебе приду! У меня тоже на неформалов зуб. Коров портят, дармоеды проклятые! Это же вредительство! Стрелять таких мало! Я всю жизнь с такими беззаветно боролся и до последней капли крови буду! Нескольких в капусту изрубим, остальные сами расколятся... Эй, куда ты?! Задаешься, генерал, нехорошо...
Только через пару дворов от Степанова дома решился Дерибасов подать голос:
– Короче, общине нужен храм! Меня беспокоит, что плохие жилищно-бытовые условия замедляют движение, моих братьев и сестер по ступеням самоусовершенствования к вершинам гармонии! А храму нужен алтарь. Значит, нужен добрый человек, который от встречи со мной прозреет, осознает истину и передаст в дар общине воздвигнутый у нашего алтаря дом. Тем более, что орды обретших Истину москвичей сидят в аэропортах, ожидая, когда же в Назарьино для них найдется местечко.