Гарри Поттер и Дары Смерти(astronom bash.ru)

Роулинг Джоан Кэтлин

— Салют! — произнес знакомый голос, когда Гарри вышел из палатки и увидел во главе очереди Люпина и Тонкс. Тонкс по такому случаю решила стать блондинкой. — Артур сказал нам, что кудрявый мальчик — это ты. Извини, что все так вышло прошлой ночью, — шепотом добавила она, когда Гарри вел их по проходу. — Министерство сейчас агрессивно настроено против оборотней, и мы посчитали, что от нашего присутствия будет только хуже.

— Да все в порядке, я понимаю, — сказал Гарри, обращаясь больше к Люпину, чем к Тонкс. Люпин улыбнулся, но, когда они с Тонкс отвернулись, Гарри успел заметить, как лицо Люпина снова стало

печальным; он не понял, почему, но сейчас не было времени над этим раздумывать: Хагрид, не разобравшись в указаниях Фреда, сел не на увеличенный и укрепленный с помощью заклинаний стул в заднем ряду, а на пять обычных, которые после этого стали больше всего похожи на большую груду золотых спичек.

Пока мистер Уизли чинил стулья, а Хагрид громко извинялся перед всеми, кто его слушал, Гарри снова поспешил к входу, где обнаружил Рона лицом к лицу с волшебником весьма эксцентричного вида. Он был немного косоглазым, с белыми волосами до плеч, похожими по виду на сахарную вату; одет он был в колпак, кисточка которого свисала перед его носом, и невыносимо яркую мантию цвета яичного желтка. Странная подвеска, больше всего похожая на треугольный глаз, поблескивала на золотой цепочке на его шее.

— Ксенофилиус Лавгуд, — сказал он, протягивая руку Гарри. — Мы с дочкой живем вон там, за холмом; я очень благодарен дорогим Уизли, что они пригласили нас. Мне кажется, вы знакомы с моей Луной? — добавил он, обращаясь к Рону.

— Да, — ответил Рон. — А она не с вами?

— Она задержалась в этом очаровательном садике, чтобы поздороваться с гномами — такими славными паразитами! Как мало волшебников понимают, сколь многому мы можем научиться у мудрых маленьких гномов — или, как их правильно называть, Гернумбли Гарденси.

— Наши гномы знают кучу великолепных ругательств, — сказал Рон, — но, думаю, они научились им у Фреда и Джорджа.

Рон проводил в шатер группу колдунов, а к входу в это время подбежала Луна.

— Привет, Гарри! — сказала она.

— Э-э-э… меня зовут Барни, — в замешательстве ответил Гарри.

— О, ты и имя изменил? — весело спросила Луна.

— Как ты узнала…

— О, по выражению лица, — ответила она.

Как и отец, Луна была в ярко-желтой мантии, а в волосы вплела большой подсолнух. Если не обращать внимания на яркие цвета, убранство Луны можно было бы назвать красивым; по крайней мере, на этот раз ее уши не украшали серьги-редиски.

Ксенофилиус, погруженный в разговор с каким-то знакомым, не услышал реплик Луны и Гарри. Попрощавшись с собеседником, он повернулся к дочери; та подняла палец и сказала:

— Папа, смотри — один из гномов укусил меня!

— Великолепно! Слюна гномов приносит большую пользу! — воскликнул мистер Лавгуд, аккуратно взяв Луну за палец и осмотрев следы от укуса. — Луна, любовь моя, если ты сегодня внезапно почувствуешь в себе расцвет нового таланта — например, неожиданное желание спеть оперную арию или прочитать стихи на языке русалок, — не сопротивляйся ему! Это, возможно, подарок Гернумбли!

Проходивший мимо Рон громко фыркнул.

— Рон может смеяться, — безмятежно сказала Луна, когда Гарри вел ее и Ксенофилиуса к предназначенным для них местам, — но мой отец проводил обширные исследования магии Гернумбли.

— Очень интересно, — пробормотал Гарри, давным-давно решивший не спорить с

эксцентричными взглядами Луны и ее отца. — Но ты уверена, что не хочешь как-нибудь обработать рану?

— О, все нормально, — ответила Луна, мечтательно посасывая укушенный палец и оглядывая Гарри сверху донизу. — Ты хорошо выглядишь. Я сказала папе, что большинство придет в парадных мантиях, но он считает, что на свадьбу нужно приходить в солнечных цветах — на удачу, понимаешь?

Когда она ушла вслед за отцом, снова появился Рон; старая волшебница крепко держала его за руку. Ее большой нос, глаза с красной каймой и шляпа из розовых перьев делали ее похожей на раздраженного фламинго.

— …а твои волосы слишком длинные, Рональд, мне даже на секунду показалось, что ты Джиневра. Мерлинова борода, во что одет Ксенофилиус Лавгуд? Он похож на яичницу! А ты кто такой? — рявкнула она на Гарри.

— А, тетя Мюриэл, это наш кузен Барни.

— Еще один Уизли? Вы плодитесь, как гномы! А Гарри Поттера нет? Я надеялась его увидеть. Мне казалось, он твой друг, Рональд, или же ты просто хвастался?

— Нет… он не смог прийти…

— Хм-м. Нашел какую-нибудь причину, да? Не такой он бестолковый тогда, как выглядит на газетных фотографиях. Я только что учила невесту, как правильно носить мою диадему, — крикнула она Гарри. — Гоблинской работы, уже много столетий принадлежит моей семье. Она, конечно, красивая девочка, но все же… француженка. Так-так, найди мне хорошее место, Рональд. Мне уже сто семь лет, ноги не те, что в молодости…

Рон многозначительно посмотрел на Гарри, проходя мимо, и на какое-то время пропал. К тому времени, как они снова встретились у входа, Гарри успел проводить дюжину людей к своим местам. Шатер был уже почти полон, а перед входом наконец-то не стояла очередь.

— Мюриэл — просто кошмар, — сказал Рон, утирая лоб рукавом. — Раньше она приезжала к нам каждое Рождество, а потом, слава Богу, обиделась, потому что Фред и Джордж за обедом взорвали навозную бомбу под ее стулом. Папа всегда говорил, что она за это вычеркнет их из завещания — как будто это им интересно, они же такими темпами скоро станут самыми богатыми из всей нашей родни… Ух ты, — добавил он, увидев, что к ним спешит Гермиона. — Ты выглядишь здорово!

— Всегда это тебя удивляет! — с улыбкой парировала Гермиона. На ней было воздушное сиреневое платье и туфельки на высоком каблуке, волосы аккуратно уложены. — Твоя двоюродная бабушка, впрочем, не согласна. Я встретила ее наверху, когда она отдавала Флер диадему. Она сказала: «О господи, это та магглорожденная девица?», а потом: «Плохая осанка и тощие лодыжки».

— Не принимай близко к сердцу, она всем грубит, — сказал Рон.

— Болтаете о Мюриэл? — спросил Джордж, вместе с Фредом выходя из шатра. — Да, она мне только что сказала, что мои уши растут как-то однобоко. Старая перечница. Жалко, правда, что с нами нет больше старого дядюшки Билиуса — на свадьбах с ним всегда было весело.

— Это не он увидел Грима и через день умер? — спросила Гермиона.

— Ну, да, ближе к концу жизни он стал странноват, — признался Джордж.

— Но до того как он сбрендил, он был душой любой вечеринки, — сказал Фред. — Бывало, он выпивал целую бутылку огневиски, выскакивал на танцпол, задирал мантию и начинал вытаскивать букеты цветов у себя из…