Гарри Поттер и Обитель Бессмертия
Шрифт:
— Как же некстати все эти квиддичные страсти, — сказала Гермиона.
— Только не говори, что мы не успеваем с домашними заданиями и как это ужасно! — кисло попросил Рон.
— Если бы проблема была только в домашних заданиях, я бы вообще молчала… да, — добавила она менее уверенно.
— Знаешь, я тут подумал, что все будет нормально, — сказал Гарри. — Ну, какая польза Волдеморту от моих поездок за границу?
— Хорошо бы так и было, — проворчала Гермиона. — А что касается Малфоя, Симус прав, надо сообщить директору.
И Гарри сделал это, заранее зная,
— Вы правы, от этого можно ожидать неприятностей, — согласился он. — И я обязательно приму меры. Просто… не хотелось бы торопиться с выводами. Мне надо подумать, как лучше всего проверить Вашу версию, мистер Поттер.
Фадж думал три дня, и за это время Гарри почти уверился, что он ничего не сделает. Однако его мнение о новом директоре улучшилось, когда его и друзей нашла после уроков профессор МакГонагол.
— Поздравляю, Поттер, — сказала она. — Директор ждет у себя. Вас и всех старост. Считайте, что Вам удалось растревожить дело Малфоя.
Ступая на эскалатор следом за ней и Гермионой, Гарри убеждал себе, что не рискует верить в свою удачу; уже много раз бывало, что она оказывалась ложной. Он нарочно источал степенность, но сердце его ликовало. И то, что директор Фадж собрал целую толпу, казалось ему хорошим знаком. Приятно было видеть смятение на лице Слагхорна и то, как он старается даже не приближаться к Малфою, Гарри вдохновляло явно испуганное выражение физиономии Забини и то, что Паркинсон не явилась. А другие старосты, он знал, были на его стороне.
Когда-то этот кабинет принадлежал Дамблдору, и тогда Гарри мог чувствовать здесь себя почти как дома. Теперь все было по-другому, но, глядя, как Фадж предъявляет письмо завучам колледжей, как бледнеет и теряется Малфой, Гарри проникался ощущением важности момента, того, что он не зря здесь. Как будто бы он доказал Дамблдору то, от чего старый директор в свое время отмахнулся. Приведя сюда разоблаченного Драко Малфоя, он как будто бы даже частично отомстил за смерть любимого наставника.
— Я не знаю, откуда Поттер это взял, — тупо чеканил Малфой.
Гарри заранее набрался терпения. Он помнил, та же тактика была у слизеринца на заседании Уизенгамота. И Фаджу, как и Гарри, она явно не нравилась.
— Но оно адресовано тебе, — указал директор. Конец его реплики заглушило жужжание эскалатора.
— Я не знаю. Кто угодно мог написать и отослать это мне. Я даже не знаю, что там. Я не читал, — заявил Драко, но, почувствовав, что голос его дрогнул, поспешил исправиться, — только сейчас мельком взглянул, и мне не по себе.
Это было заметно. Малфой даже не пытался притворяться, что держит себя в руках. И Слагхорн, определенно, имел все основания раскаиваться, что взял его на поруки.
В этот момент шум эскалатора замер, и в кабинет вошли еще двое, так что Фаджу пришлось отвлечься.
— Сэр, — недовольно проскрипел Филч, — эта девица потребовала, чтоб я ее сюда допустил. Я не стал бы, но она — староста.
Пэнси Паркинсон не
— Сэр, — заявила Пэнси, — это письмо в действительности написала я. Точнее, надиктовала самопишущему перу.
Даже если бы она многократно отрепетировала свое вторжение, эффект вряд ли был бы более впечатляющим. Все растерялись, а Паркинсон потупилась, очень вовремя, потому что Гермиона позже уверяла, что заметила, как глаза слизеринки сверкают злорадством.
— Но зачем, дитя мое?! — в изумлении воскликнул Фадж.
Даже не спрашивая, Гарри не сомневался, что цель ее действий вряд ли была благовидной. Пэнси нервно стиснула руки.
— У меня было подозрение, что Гарри Поттер и его приятели перехватывают наши посылки и письма, — заявила она. — Я не удивлена, признаться, что так и оказалось. Похоже, Поттер не смог пережить, что Драко оправдан Уизенгамотом. Знаете, Поттер и раньше не всегда был адекватен…
Она покосилась на него с опасением и едва заметно, но демонстративно отодвинулась. Странно, но Гарри даже не было обидно. Он мгновенно осознал, что слизеринцы его в очередной раз надули, и почему-то это вызывало единственное желание — неудержимо, навзрыд расхохотаться.
— И что ты сделала? — поинтересовалась МакГонагол. Гарри чувствовал — она ни в грош не верит Пэнси. Но, конечно, не станет этого показывать, ведь надо строго придерживаться доказательств. А доказать, что Пэнси врет, Гарри понимал, невозможно: всякий имеет право купить себе самопишущее перо и диктовать ему что хочет.
— Отправила это письмо на имя Драко, — пожала плечами Пэнси.
— Ты сама все это придумала? — бывший министр покачал головой, что было понятно, ведь написанное и при повторном прочтении, и даже при беглом просмотре вызывало ужас.
Пэнси, конечно, понимала это, и ее ответ вкупе с вновь опущенным взглядом показался Гарри очень удачным.
— Из книжки списала, — призналась она. — Из «Истории магии» профессора Мституса Вирусиана, сэр. Страница…
— Не нужно! — отмахнулся Фадж. — Я и так тебе верю. Но ты не подумала, дорогая, что подобным образом ты могла скомпрометировать своего друга?
Все это время Малфой выстоял с неопределенным выражением на лице, не привлекая к себе внимания, и Гарри, спохватившись, мысленно отругал сам себя, что выпустил его из поля зрения. Впрочем, пока что тот не делал ничего подозрительного. «И вряд ли сделает, пока он здесь», — рассудил Гарри.
— Нет, не подумала, — ответила Пэнси, и впервые в ее голосе прозвучало торжество. — Я ведь сказала бы, что это я отправила.
— Посмотри, это точно твое? — Фадж передал ей письмо.
Поначалу Пэнси кивала с самодовольным видом. Гарри полагал, что она играет, превосходя собственные возможности, и вдруг лицо ее побледнело и, и, издав задушенный вскрик, слизеринка пошатнулась. Профессор МакГонагол успела вовремя, чтобы поддержать ее, и раздраженно поинтересовалась, в чем дело.