Гарри Поттер и Ось Времён

Кара

Она проговорила это отрывисто, и каждая фраза падала на обитателей Хогвартса как пианино с третьего этажа. Дальше всё было как в тумане: вскакивают со своих мест некоторые преподаватели, те, кто не был превращён этими словами в соляные столбы… вместе с ними, опрокидывая стулья, поднимаются некоторые студенты, среди них и Гарри… испуганно вжимаются в стулья дети, которые знают, насколько страшная вещь произошла, но не понимают всего ужаса смерти директора Хогвартса. В мгновение ока зал наполняется шумом: звучали недоверчивые слова, в глубине которых слышалась надежда на то, что замдиректора всё-таки ошибается. Большинство учеников ошарашено сидели на своих местах, открыв рты и выронив вилки. К таким новостям нельзя быть готовыми.

Гарри уже стоял возле учительского стола вместе с Роном и Гермионой, когда его скрутило. Боль в шраме

была ни с чем не сравнима. Радость. Радость, которая в подмётки не годится тому чувству, какое Вольдеморт испытывал год назад, когда самые верные его Пожиратели сбежали из Азкабана. Старый враг, единственный, кого он боялся, наконец-то устранён… больше ничто не препятствует его планам…

Гарри больше не смог терпеть этого. Радость врага заставила горечь, зародившуюся в юном волшебнике, перерасти в привычную злость, которую он немедленно обрушил на голову Вольдеморта, в воображении превратив злость в большое копьё белой энергии. Вместе со злобой, легко разрушившей защиту отвлёкшегося на празднование победы Лорда, Гарри вложил туда то, что Вольдеморт так долго хотел узнать. То, из-за чего погиб Сириус. В голове Поттера, а вместе с ним и Вольдеморта, эхом звучали слова Сивиллы Трелони, а её лицо, дымкой появившееся из дубльдума Альбуса Дамблдора почти год назад, стояло перед глазами. «…Не будет жизни обоим, покуда один не прикончит другого…»… Гарри чувствовал, как безумный смех застрял в глотке его врага, а радость сменилась страхом: Дамблдор, которого он столько лет считал своим самым сильным противником, оказался всего лишь вторым. Поттер практически чувствовал, как в голове Лорда роились мысли. Он не мог их прочитать, но явственно чувствовал его потрясение. И… страх. На задворках сознания тёмного Лорда он явственно ощутил страх… и в следующий момент враг мощнейшим ударом выкинул его из сознания обратно в Большой зал Хогвартса. Он тяжело упёрся обоими руками в учительский стол там, где недавно сидел профессор Флитвик. Профессора уже покинули свои места и теперь толпились вокруг стола, видимо, пытаясь справиться с первичным шоком и приступить к решению извечного вопроса: «что делать?».

— Минерва, возьмите же себя в руки, — послышался голос профессора алхимии, которому, судя по интонации, так же не мешало воспользоваться собственным советом. Впрочем, он, в отличие от декана Гриффиндора, по крайней мере, не рыдал в три ручья (вообще-то, в зале подобным подвигом могли похвастаться лишь немногие особи женского пола. Даже слизеринок проняло).

Поттер, голова которого по-прежнему трещала по швам, упустил тот момент, когда в зале возник Айвен, но вот то, что было после запомнил хорошо: учителя наконец-то собрались с мыслями (не без помощи вампира, который одним своим видом напоминал о том, что действительность отнюдь не располагает к продолжительным истерикам, в виду того, что в данный момент реальность отнюдь не безопасна) и пришли к выводу, что сейчас стоило бы отправиться на место происшествия.

— Старосты, отведите учеников по гостиным, — велела овладевшая собой профессор Макгонагалл.

— Мисс Патилл, — добавил профессор Флитвик, — пожалуйста, отведите малышей в их помещения.

Гарри вопросительно посмотрел на своего декана, ожидая, что ему велят пойти вместе с Падмой, но профессор, вместо ожидаемого распоряжения, поманила его рукой.

— Думаю, мистер Поттер, будет целесообразным, если вы пойдёте с нами, — озвучил намерения профессора неизвестно как оказавшийся поблизости Айвен.

Ситуация к спорам не располагала, так что Гарри кивнул и покорно поплёлся к кабинету Дамблдора вместе с профессорами, то и дело спотыкаясь на самых, казалось бы, несущественных выступах в полу. Когда они оказались перед горгульей, юношу охватил столбняк. Он не мог пошевелиться, всё ещё надеясь, что происходящее — чудовищная ошибка, но при этом понимая, что, когда кто-нибудь соберётся с силами и назовёт нелепый пароль, надежды его окончательно обратятся в прах. Остальные, похоже, испытыали сходные чувства: никто из столпившихся вокруг статуи волшебников не торопился называть ей пароль.

— Розовые слоники, — буркнул Поттер, зажмурившись и глубоко вдохнув, словно собирается нырять в ледяную воду.

Горгулья послушно отпрыгнула в сторону, словно бы даже быстрее, чем обычно. Заходить по-прежнему никто не торопился и ученик шестого курса Гриффиндора, на долю которого с самого детства выпало делать то, что не под силу взрослым,

встал на лестницу, которая медленно стала поднимать его вверх. По мере того, как ступени поднимались вверх, перед глазами юного волшебника вставали образы людей, которых он больше никогда в этой жизни не увидит: родители, печально улыбающиеся ему из зеркала Джеден, остекленевшие глаза Седрика Диггори, Сириус, падающий в Арку смерти, Хагрид, сражённый Авадой Кедаврой… и вот теперь с ними будет профессор Дамблдор. Теперь за спиной Гарри тяжким грузом на совести будет стоять ещё больше убитых Вольдемортом и его слугами людей, чем какие-то полтора года назад на последнем задании проклятого Тримудрого турнира. Людей, которых не удалось уберечь. Гарри чувствовал, что сейчас за его спиной вполне живые преподаватели и не вполне мёртвый Айвен наконец-то нашли в себе силы ступить на движущуюся лестницу. В конце лестницы располагалась маленькая площадка, на которой лишь с огромным трудом смогла бы поместиться подобная орава. А после площадки — дверь непосредственно в кабинет директора, в которую и упёрся лбом Гарри. Дверь была приоткрыта, и нужно было лишь протянуть руку и толкнуть её, но делать это хотелось даже меньше, чем называть каменной горгулье пароль. За спиной уже слышалось дыхание профессоров, а юноша всё медлил. Он знал, что, открыв дверь, увидит труп человека, которому по-настоящему доверял, а ведь таких на свете очень и очень немного. Выдохнув, юный волшебник всё-таки толкнул злосчастную дверь и шагнул в проём. Открывшаяся картина ничем не отличалась от обычного кабинета профессора Дамблдора… за исключением того, что хозяин кабинета лежал на животе посреди кабинета, прямо на коврике перед камином, всполохи пламени которого плясали на складках сиреневой хламиды, в которую был облачён профессор. И ещё тишина… раньше в кабинете директора Хогвартса никогда не было так тихо: портреты прежних профессоров, которые всегда либо самозабвенно храпят, либо возмущаются и сетуют на бесцельно прожитые годы. Сейчас же прежние директора школы чародейства и волшебства молча сидели в своих рамках с крайне обескураженными и скорбными лицами. Фоукса нигде не было.

Гарри застыл на пороге, опустив глаза, когда остальные догнали его. Профессора точно так же, как и сам Поттер, поустили головы. Макгонагалл прикрыла глаза рукой, словно боясь опять зарыдать… некоторые, не стесняясь, вытирали глаза извлечёнными из карманов носовыми платками. Снейп, на правах самого недоверчивого, подошёл к профессору и попытался прощупать его пульс. Когда он поднялся и отрицательно покачал головой, в кабинете повисла никем не объявленная минута молчания.

— Что здесь произошло? — справившись с собой, спросил Поттер у единственного хорошо знакомого ему портрета — Финеаса Найджелласа.

— Юноша, — устало, но не так ядовито как обычно, обратился к нему слизеринец, — если бы мы знали, что случилось, то, согласитесь, не сидели бы здесь сложа руки.

— В какой-то момент мы просто выключились! — поспешила пояснить директриса с увесистой волшебной палочкой, чем-то напоминающей троллью дубину. — А, очнувшись, увидели госпожу Макгонагалл с волшебной палочкой.

Всё досточтимое собрание немедленно устремило взоры на упомянутую госпожу, которая, тяжело вздохнув, наконец-то отняла ладонь от лица, но, наткнувшись взглядом на тело величайшего волшебника двадцатого века, судорожно вздохнула и поспешила перевести взгляд на аудиторию.

— Перед обедом, — начала она, — я решила зайти к Алюбусу… ведь он пропустил матч… я хотела узнать, не случилось ли чего… и обнаружила это…

С этими словами профессор беспомощно кивнула в сторону директора.

— Все портреты, — продолжила она, — находились под заклятьем оцепенения. Я сняла чары — сделать это не сложно — в надежде хоть как-то прояснить ситуацию, но, как оказалось, никто не видел, что же произошло.

— Надо что-то делать, — внёс конструктивное предложение Аллерт, про которого Гарри почему-то совсем забыл.

— Уважаемые, — обратился Гарри к портретам, решив, что в этот раз профессор, в общем-то прав и делать что-то явно надо, — у кого-нибудь из вас есть рамы в кабинете главы аврората?

Получив утвердительный ответ от шваброобразного субъекта с рамы над директорским столом, Поттер продолжил:

— В таком случае, могу я вас попросить сообщить о случившемся лично главе авроров? И… попросите его сообщить о случившемся министру: думаю, я не совсем тот человек, от которого господин Фадж хотел бы услышать подобные новости.