Гарри Поттер. Полная коллекция
Шрифт:
Гарри вскочил, из последних сил вцепился в руку Страунса и повис. Тот завопил и стал вырываться. Головная боль у Гарри нарастала, он уже ничего не видел – только слышал ужасающие крики Страунса и визг Вольдеморта: «УБЕЙ ЕГО! УБЕЙ!» – и еще какие-то голоса – наверное, только у него в голове – плакали: «Гарри! Гарри!»
Он почувствовал, как рука Страунса вырывается из его хватки, понял, что все пропало, и провалился в черноту, вниз… вниз… вниз…
Что-то золотое сверкнуло над ним. Проныра! Он хотел схватить мяч, но руки слишком
Он моргнул. Никакой это не Проныра. Это очки. Странно.
Он снова моргнул. Перед ним всплыло улыбающееся лицо Альбуса Думбльдора.
– Здравствуй, Гарри, – сказал Думбльдор.
Гарри уставился на него. И вдруг вспомнил:
– Сэр! Камень! Это Страунс! Камень у него! Скорее, сэр…
– Тише, мальчик, ты немного отстал от жизни, – сказал Думбльдор. – Камня у Страунса нет.
– А у кого же он? Сэр, я…
– Гарри, спокойней, прошу тебя, не то мадам Помфри меня отсюда выгонит.
Гарри сглотнул и осмотрелся. Он, оказывается, в лазарете. Лежит в кровати под белыми простынями, а на тумбочке – гора сладостей: где-то полкондитерской, не меньше.
– Подарки от друзей и почитателей, – широко улыбнулся Думбльдор. – То, что произошло между тобой и профессором Страунсом в подземелье, – строжайший секрет, и потому, разумеется, вся школа уже в курсе. Твои друзья, господа Фред и Джордж Уизли, хотели прислать крышку от унитаза – вне всякого сомнения, рассчитывали тебя позабавить. Однако мадам Помфри сочла презент не вполне гигиеничным и конфисковала.
– Сколько я уже здесь?
– Три дня. Мистер Рональд Уизли и мисс Грейнджер будут рады узнать, что ты пришел в себя. Они очень беспокоились.
– Но, сэр, камень…
– Вижу, тебя не так просто сбить. Что ж. Камень. Профессору Страунсу не удалось его у тебя отобрать. Я прибыл вовремя и помешал, хотя, должен сказать, ты и сам неплохо справлялся.
– Вы там были? Вы получили сову Гермионы?
– Должно быть, мы разминулись в воздухе. Едва добравшись до Лондона, я понял, что должен быть там, откуда только что прибыл. И как раз успел стащить с тебя Страунса…
– Так это были вы.
– Я боялся, что опоздал.
– Почти что. Я бы еще недолго продержался…
– Не о камне речь, мой мальчик, а о тебе… Эта схватка чуть было тебя не прикончила. На один ужасный миг я решил, что ты погиб. А камень – что… Он уничтожен.
– Уничтожен? – растерялся Гарри. – Но как же ваш друг – Николя Фламель?..
– А, ты знаешь про Николя? – просиял Думбльдор. – Во всем разобрался, не так ли? Что ж, мы с Николя побеседовали и решили, что оно и к лучшему.
– Но ведь теперь он и его жена умрут?
– Им хватит Эликсира, чтобы привести в порядок дела, а затем – да, они умрут. – Думбльдор улыбнулся, прочтя недоумение в лице Гарри. – Ты молод и, конечно, не поверишь, но для Николя и Перенеллы смерть придет как сон после долгого, очень долгого дня. В конце концов, для дисциплинированного сознания что есть смерть, как не новое замечательное приключение?
Гарри лежал, потеряв дар речи. Думбльдор помычал себе под нос и улыбнулся в потолок.
– Сэр? – сказал Гарри. – Я вот подумал… Даже если камня больше нет, Воль… то есть Сами-Знаете-Кто…
– Называй его Вольдеморт, Гарри. Всегда называй вещи своими именами. Страх перед именем лишь усугубляет страх перед обладателем имени.
– Да, сэр. В общем, Вольдеморт ведь снова попытается вернуться? Он же никуда не делся?
– Нет, Гарри, не делся. Он где-то есть и, наверное, подыскивает себе новое тело… Он жив не по-настоящему, а значит, и убить его нельзя. Он бросил Страунса умирать; он не знает жалости ни к врагам, ни к друзьям. Тем не менее, Гарри, хотя ты всего лишь отсрочил его возвращение, быть может, в следующий раз найдется кто-нибудь другой, готовый к безнадежной битве, – и если Вольдеморту раз за разом давать отпор, возможно, он вообще не вернется к власти.
Гарри кивнул, но от этого заболела голова. Он сказал:
– Сэр, я бы хотел спросить еще… только я хочу знать правду…
– Правду. – Думбльдор глубоко вздохнул. – Правда – штука прекрасная и опасная, с ней надлежит обращаться с величайшей осторожностью. Однако я отвечу – если только не найду поистине веских оснований не отвечать, и в таком случае покорнейше прошу меня извинить. Лгать, разумеется, я не стану.
– В общем… Вольдеморт сказал, что ему пришлось убить мою маму, потому что она защищала меня. Но зачем ему было убивать меня?
Думбльдор вздохнул еще глубже.
– Увы, первый же твой вопрос останется без ответа. Не сегодня. Не сейчас. Когда-нибудь ты узнаешь… а пока оставь эти мысли, Гарри. Когда ты станешь старше… Я знаю, тебе неприятно это слышать… Но ты все узнаешь, когда будешь готов.
Гарри понял, что спорить бесполезно.
– А почему Страунс не мог до меня дотронуться?
– Твоя мама погибла, спасая тебя. А любви Вольдеморт не понимает. Он не осознает, что любовь такой силы оставляет след. Не шрам, не зримую печать… но тот, кто любит так сильно, даже после смерти защищает тебя. Любовь твоей матери живет в тебе. И поэтому Страунс, полный ненависти, зависти, жажды власти, деливший душу с Вольдемортом, не мог к тебе прикоснуться. Ты отмечен прекрасным – ему было мучительно касаться такого.
Думбльдор внезапно заинтересовался птичкой на подоконнике, и Гарри успел промокнуть глаза простыней. Когда голос вернулся к нему, он спросил:
– А плащ-невидимка? Вы не знаете, кто мне его прислал?
– А, плащ… Так вышло, что твой отец оставил его у меня, – я подумал, тебе понравится. – Глаза Думбльдора заискрились. – Вещица полезная… В свое время твой папенька с его помощью таскал с кухни еду.
– И вот еще что…
– Валяй.
– Страунс сказал, что Злей…
– Профессор Злей, Гарри.