Гас
Шрифт:
— Я хочу, чтобы ты переехал в Сан-Диего. В следующие выходные. Закончишь выпускной год здесь.
Молчание. Я знаю, что он просто ошеломлен, но все равно нервничаю.
— Пакстон?
— Да. — Надо полагать, ошеломлен даже близко не описывает его состояние.
— Что думаешь? Будешь жить в подвальном помещении в доме моего босса. Она предложила нам оставаться у нее столько, сколько нужно. Пока я не смогу накопить на машину и на аренду квартиры для нас. Она очень милая, ты ее полюбишь.
Опять молчание. Понимаю, это трудно переварить сразу.
— Пакстон?
—
— Ну, так что?
— Не могу поверить в это, — бормочет про себя Пакстон.
— Мне засчитывать твой ответ как "да"?
— Это правда, Скаут? — с душераздирающей надеждой спрашивает он.
— Да.
Пакстон шмыгает носом. Если он сейчас не плачет, то отчаянно пытается сдержать слезы.
— Да, я определенно приеду. — Он замолкает на секунду, а потом продолжает: — Ты уверена, что это все по-настоящему?
Теперь я улыбаюсь, потому что еще никогда и никому не преподносила такой дар — перемены в жизни. Это невероятное чувство.
— По-настоящему. Теперь можешь заниматься своими делами, а я пойду покупать тебе билет на следующие выходные. Отправлю его на почту, как только он у меня будет. Начинай паковать вещи. Хорошо?
— Хорошо. Спасибо. Правда. — Его голос источает самое настоящее счастье. И мне это нравится.
— Хорошего дня, Пакстон. Созвонимся.
— Спасибо, Скаут. И тебе того же.
Воскресенье, 27 августа (Скаут)
Самолет Пакстона приземляется через пятнадцать минут, а мы застряли в пробке. Ненавижу опаздывать. На экране телефона открыто расписание прилетов авиакомпании "Юнайтед" и последние тридцать минут я обновляю его каждые тридцать секунд. Как будто, если самолет находится так близко, это его как-то задержит. Определенно, я зациклилась.
Я стучу по колену в такт песни, которая играет по радио, не потому, что она мне нравится — просто не могу сидеть спокойно и всегда ерзаю, когда нервничаю. Жаль, что не могу успокаиваться по желанию. Я пыталась медитировать, но у меня не получается отключить мозг. Иногда ему нравится упрямиться.
Прикусив щеку, смотрю в окно. Неожиданно Густов кладет свою ладонь поверх моей и крепко прижимает ее к колену. Я поворачиваюсь и смотрю на его руку. Он никогда так не дотрагивался до меня. Я чувствую его прикосновение всем телом. Как будто через сердце прошел разряд электрического тока. Но он быстро убирает свою руку.
— Расслабься. Мы прибудем вовремя. Обещаю. — Его голос всегда звучит уверенно, даже, когда это совсем не так.
— Я просто не люблю опаздывать, — объясняю я, пытаясь оправдать свое беспокойство.
— Наверное, тебе стоило выбрать другого водителя. Опоздун — мое второе имя, подруга — добродушно задирает он меня.
Я вздыхаю. Густов прав. Глупо так переживать. Он вот, например, полностью расслаблен и лениво улыбается, что в последние дни происходит все чаще и чаще.
— Прости.
— Не бери в голову, Нетерпюха.
— Ты только что назвал меня Нетерпюха? —
Он кивает и фальшиво кашляет.
— Да, это твое прозвище с нашей первой встречи. Не хотел тебе этого говорить, но ты до ужаса нетерпеливая, — широко открыв глаза и ухмыляясь, говорит он.
Я недовольно фыркаю... потом делаю глубокий вдох... и, также широко открыв глаза, соглашаюсь с ним.
— Я знаю, что до ужаса нетерпеливая.
— Признание проблемы — первый шаг к выздоровлению.
— А тебя это волнует? Ты определенно обратил на это внимание давно. Я даже и не предполагала, что моя нетерпеливость заслуживает прозвища.
— Сначала не особо, — с улыбкой говорит он. — Но это потому, что моя собственная жизнь была не очень. А теперь волнует. Нельзя судить, если не знаешь с каким дерьмом приходится иметь дело кому-то еще. Именно это я вынес для себя за прошедшие несколько месяцев. Мне кажется, что у тебя тяжело на сердце, а в таком случае все всегда кажется трудным. Даже жизнь. Поверь мне, я это знаю. Негатив накапливается и омрачает спокойствие.
— Спокойствие, — снова недовольно фыркаю я. — Не думаю, что мы с ним встречались.
— Ты найдешь его. Однажды ты найдешь его, — подмигивает он. — Поверь мне.
— Верю, — шепчу я. Не знаю почему, но верю.
Остаток пути мы проводим в молчании.
Когда мы подъезжаем к аэропорту, Пакстон, улыбаясь во весь рот, уже ждет нас на выходе. Думаю, он увидел пикап Густова еще издалека. Его очень трудно не заметить: старый, ржавый, битый и двухцветный — кабина одного цвета, все остального — другого. Но мне он нравится. Нравится, потому что я знаю, что у него достаточно денег, чтобы купить любую машину. Но что водит он? Он уже много лет водит эту рухлядь. Уверена, Густов не согласился бы отдать его даже, если кто-то предложил бы ему миллион долларов. Мне это очень нравится.
Моя грудь сжимается от счастья, когда Пакстон, позабыв о сумках, бросается ко мне. Я даже и не понимала, как соскучилась по нему... до этого момента. Он — моя семья. Мой единственный и самый верный друг.
Я крепко обнимаю его, чувствуя себя как дома. Как давно у меня не было таких ощущений. Пакстон всегда был для меня домом.
— Спасибо, Скаут, — с облегчением говорит он, обнимая меня. Может, он и подросток, но никогда не сдерживает своих эмоций со мной.
Я крепко прижимаю его к себе.
— С приездом. Я рада, что ты здесь, — отпустив его, я делаю шаг назад.
Пакстон сияет от счастья. Он подрос, теперь наши глаза находятся на одном уровне. Он не должен выглядеть таким взрослым. Он должен быть ребенком, а не семнадцатилетним мужчиной.
Дверь со стороны водителя открывается и закрывается, привлекая внимание Пакстона. Он смотрит на Густова с явным благоговением в глазах. Как я уже сказала, Пакстон никогда не сдерживает эмоций в моем присутствии.
— Я так полагаю, ты — Пакстон? Если только твоя кузина не увлекается автостопщиками. Но в этом нет ничего плохого. Каждому нужно какое-нибудь хобби, — говорит Густов, вставая рядом со мной.