Гас
Шрифт:
— Тащи свою задницу ко мне. Я написал шестнадцать новых песен.
На другом конце трубке наступает длинная пауза, а потом раздается:
— Серьезно?
Я киваю головой, хотя он меня и не видит.
— Серьезно.
Еще одна длинная пауза.
— Буду через десять минут.
Десять минут спустя я стою на подъездной дорожке и мечтаю о сигарете, но главное – не куря, потому что, черт возьми, решительно настроен покончить с этим дерьмом. Наконец, подъезжает Франко. Он выходит из машины с огромной, даже по стандартам Франко, улыбкой на лице.
— Вижу, ты принес ланч, — говорю я, показывая на пиво.
— Мне больше нравиться называть это вдохновением, — отвечает Франко.
Честно сказать, он и правда чертовски креативен, когда выпьет.
Франо знает, что обработка и настройка, которая сейчас будет происходить – это моя и его работа. Раньше я полагался на Опти. Он знает, что это большая ответственность, но Франко слышит музыку сердцем и тащится от нее. И сейчас он очень нужен мне.
По пути в комнату, мы останавливаемся на кухне. Франко хватает со стола контейнер с печеньями, которые приготовила Нетерпюха и два апельсина, а потом кладет все это на коробку с пивом и продолжает идти.
Я смотрю на смесь различных вкусов, которую он тащит.
— Что такое, чувак? – спрашивает он.
— Это, черт возьми, отвратительно. Ты серьезно собираешься есть апельсины с печеньем и запивать их пивом?
Франко даже бровью не ведет.
— Ага.
— Чувак, это ужасное сочетание. Как зубная паста и апельсиновый сок.
— Да ну на… Печенье Скаут сочетается со всем.
— Уверен, что не хочешь молока? Мне нравится макать в него печенье, — говорю я, открывая шкаф и доставая стакан.
Он смеется.
— Ты такая на хрен рок-звезда. – Это самая настоящая издевка, но посмотрев, как я наливаю в высокий стакан холодное молоко, Франко, прочистив горло говорит: «Налей и мне тоже».
— Ты такая на хрен рок-звезда, – повернувшись, смеюсь я. А потом открываю шкафчик рядом с холодильником и достаю трубочки. – Тебе какую, гнущуюся?
Его лицо озаряется при виде белых и голубых пластиковых трубочек. А потом также быстро становится обратно равнодушным, потому что воодушевляться из-за трубочек – это слишком для такого взрослого мужчины. Франко снова прочищает горло и говорит:
— Конечно. Если только ты тоже возьмешь.
Я вставляю в стаканы по трубочке и сгибаю их.
— Да… Гнущиеся трубочки – это отсой, чувак.
Как только я отдаю ему молоко, он сразу же начинает пить через нее. А потом на его лице расплывается самодовольная улыбка.
— Гнущиеся трубочки – это отстой. Так что давай приступим к тому, чем занимаются рок-звезды.
Следующие восемнадцать часов мы с головой уходим в дела. К тому моменту, как мы заканчиваем, солнце успевает сесть и взойти вновь. Пиво закончилось. Песни стали лучше, чем были. Франко счастлив.
Мне нравится, когда он счастлив.
Он всегда честен со мной, поэтому его воодушевление для меня как одобрение.
Это означает, что мы на пути
Мне становится так легко. Практически год я жил под гнетом собственного разочарования, сомнений и равнодушия. Знаю, рано еще вздыхать спокойно: теперь нужно сыграть все песни для остальных членов группы и МДИЖ. Но сейчас это внезапно перестало быть тяжким бременем. Я снова чувствую себя Гасом.
Когда Франко уезжает, и я остаюсь дома один, то хватаю маркер, пишу записку и приклеиваю ее на дверь Нетерпюхе перед тем, как отправиться спать.
Песни закончены. Я бы не смог сделать этого без тебя. Спасибо.
Четверг, 14 декабря (Гас)
Открыв дверь, я вижу две записки. Длинные сообщения, которые вызывают у меня улыбку.
Я ничего не делала. Только слушала. И все. А вот ты заставил меня чувство вать. Чувствовать сильнее, чем когда-либо. Я чувствовала счастье, грусть, страх и злость, но больше всего – надежду. Еще никогда для меня не было такой честью кого-то подслушивать.
Я не нуждаюсь в похвале. Никогда не нуждался. Мне всегда больше нравилось просто отдаваться творчеству и делать все, что в моих силах.
Но ее записка? Я бы играл для нее каждый день, чтобы снова и снова слышать эти слова. Чтобы заставлять ее чувствовать надежду.
Суббота, 16 декабря (Гас)
Я громко стучусь, приоткрываю дверь в спальню Нетерпюхи и кричу:
– Кукареку! Пора вставать.
– Чего тебе надо? – хрипло отвечает она. – Петухам вход запрещен. Проваливай.
Приоткрываю дверь пошире и просовываю в проем голову, чтобы убедиться, что Нетерпюха укрыта одеялом, и я не стану причиной ее смущения.
– Нифига. Кое–кто покупает сегодня машину. И имя этого человека Скаут Маккензи. – Делаю резкий вдох, притворяясь изумленным. – Какое совпадение, ведь это ты.
Она открывает глаза и смотрит на будильник на прикроватной тумбочке.
– В полвосьмого утра?
Я киваю и улыбаюсь.
– Ага. Хватит пререкаться, подруга. Тащи свой зад в душ. Сегодня ты не идешь на пробежку. Я нашел машину в Карлсбаде. Скоро выезжаем. Заедет Франко и подбросит нас. Я иду будить Пакса.
Честно признаться, я вообще не спал ночью, потому что был слишком возбужден.
– Ненавижу тебя, – рычит Нетерпюха. Не буду лгать, это прозвучало довольно сексуально, особенно учитывая то, что она улыбалась, когда говорила это.
– Знаю. Поторопись, ленивая задница. – Я выхожу и сразу же закрываю дверь, так как знаю, что Нетерпюха не станет выползать из–под одеяла при мне. К тому же, не хочу слышать ее остроумные реплики. Ладно, кого я обманываю. Я хочу услышать ее ответ, поэтому снова приоткрываю дверь.