Гашек
Шрифт:
Все трое отправились в путь где-то в начале августа и должны были вернуться 7 октября. С добросовестностью мистификатора Гашек приводит точные указания времени и дополняет их подробными сведениями о расписаниях поездов и пунктах пересадки. Согласно его версии «миссионеры» выехали из Праги в 6.20 утра по государственной железной дороге в направлении на Иглаву через Колин, Кутну Гору и Немецкий Брод. В 17 часов 32 минуты они были в Иглаве, где якобы выступили в местном «Чешском клубе» с лекцией об отношении партии к национальным меньшинствам в Чехии. Затем они, если верить тому же источнику, попросили поддержки у местных немецких богатеев, ибо решили отстаивать чешские интересы путем материального ослабления национального врага. Но не будем вдаваться в подробности, чтобы не пересказывать повествования самого Гашека. Из Иглавы веселая троица попала в Венгрию
Но и Кубин не выдержал путевых невзгод и уехал назад, в Прагу.
Какова была дальнейшая судьба самого стойкого члена бродяжьей компании — Ярослава Гашека? Достиг ли он намеченной цели путешествия через Марибор, Любляну, Горицию и Пулу? На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Судя по путевым мотивам, связанным с краем, который называют Междумурье (позднее Гашек посвятил ему цикл рассказов), он свернул от Надьканижи на запад, в Словению, и довольно долго скитался по долине Дравы, в районе городов Вараждин («Данас есмо»), Ормож и Птуй («Любовь в Междумурье»). Если же судить по другому пласту топографических мотивов, то писатель посетил также Венецию, где почерпнул интересные туристские сведения и впечатления («Полчаса по Канале Гранде», «Несчастный гондольер Витторе», «В венецианских застенках»). Домой он возвратился через Триест. Гашек рассказывает об этом в одном из своих фельетонов: «В позапрошлом году из-за отсутствия денег я отправился пешком из Триеста через Альпы в Прагу. Я странствовал, читай — побирался. В Леобене в Штирии я остановил на дороге трех мужчин, смахивавших на туристов, и простейшим способом: „Ein armer Reisender“ [26] — попросил о воспомоществовании». Это упоминание, опубликованное 27 января 1907 года, — единственное сохранившееся свидетельство о возвращении Гашека из скитаний по Истрии, из последнего его большого путешествия по Европе.
26
Бедный путешественник (нем.).
В последующие годы до самого начала мировой войны он обитает в Праге и путешествует только по Чехии. Для своего бродяжьего зуда, для загадочного «зова прерий» он находит иную отдушину: пражские кабачки, ночную жизнь, богемную среду. Интенсивное впитывание подлинных жизненных впечатлений сменяется интенсивным творчеством. И в нем Гашек сохраняет свою необузданную жизнерадостность, не знающую никаких стеснений, веселое «легкомыслие» в выборе средств выражения.
Картины красот далеких краев, проникнутые ностальгией разочарованного и меланхоличного бродяги, уступают место трагикомическим историям, почерпнутым из повседневного быта большого города. Стремление поражать и удивлять интересным жизненным материалом, интересными наблюдениями перемещается в область языка, проявляется в словесной игре и неожиданных комических поворотах.
Таким образом, превращение бродяги в пражанина имело и литературные последствия. Если в путевых очерках Гашек еще развивал традиции реалистического репортажа или дорожных зарисовок, то в сфере гротеска основным источником его творчества становятся комические находки, чаще всего рождающиеся среди забав веселой компании. На страницах низкопробных бульварных развлекательных изданий вроде журнала «Весела Прага» и в редакциях сатирических еженедельников «Карикатуры» и «Копршивы» («Крапива») сформировался Гашек — сатирик и памфлетист. Апостольское и миссионерское странствие трех членов партии умеренного прогресса в рамках закона — поворотная веха в жизни Гашека не только потому, что в его творчестве этого периода еще неразличимо сливаются воедино скитальческие мотивы с их бродяжьей лирикой и мотивы богемные, иронически-мистификаторские. Именно в это время Гашек находит самого себя, свою оригинальную литературную манеру.
Вторжение варвара в литературу
Внутреннюю последовательность Гашек проявляет и в своем отношении к политической жизни. Однажды решив сражаться против ненавистного государственного устройства, он отдался этому делу без остатка.
В результате печального балканского опыта Гашек утратил веру в действенность анархистских методов. Понял, что без участия масс радикальные фразы, выстрелы
Полицейские протоколы свидетельствуют об эксцентрических выходках, которыми Гашек провоцирует блюстителей порядка, олицетворявших в его глазах власть и государственный произвол. После одной из них постовой Вацлав Матоушек с участка Горжейши Нове Место доставил его в полицейскую управу. Рапорт Матоушека небеспристрастен, ибо по дороге, а именно на Индржишской улице, Гашек оказал сопротивление и пытался нанести стражу порядка удар тростью, угрожая выбить зубы. В критический момент Матоушек успел отскочить в сторону, а Гашек, размахнувшись и потеряв равновесие, упал на землю. Полицейский Готлиб Губены, несший постовую службу на Индржишской улице, помог его арестовать. Все доставленные в участок нарушители порядка, в том числе и Гашек, были заключены в камеру.
«При себе Гашек имел 2 кроны 46 геллеров, кошелек, разбитые часы с никелевой цепочкой, начатую пачку сигарет, в которой оставалось всего три сигареты, три спички, одну пару новых запонок, щеточку для разглаживания усов, английский пластырь, листки бумаги, исписанные его почерком, и повестку в суд на 17 мая 1906 года».
После того как Гашека отпустили, пражская полиция некоторое время не могла установить места его жительства (по всей видимости, он ночевал у кого-нибудь из своих друзей), а затем какой-то полицейский благодетель сдал дело в архив.
Обычно в полицейских протоколах указывается, что в карманах у задержанного обнаружены кое-какие мелкие вещи и несколько геллеров, то есть что почти всегда он без средств. Не углубляясь в подробности, можно с уверенностью сказать: за гашековской бунтарской эксцентриадой стояла нужда, материальный недостаток, неуверенность в завтрашнем дне, омрачавшие в то время жизнь всей его семьи. В архиве банка «Славия» сохранилось письмо, адресованное какому-то «глубокоуважаемому» пану, очевидно покровителю семьи Гашеков, в котором говорится: «Заходила к нам пани Гашекова, близкая к полному отчаянию. Сын целыми днями бегает по объявлениям и ничего не может найти». Это письмо, содержавшее ходатайство за младшего брата писателя — Богуслава, — датировано 17 марта 1907 года.
Нужно отметить, что всякого рода хмельные выходки и проделки воспринимались австрийской полицией с добродушной снисходительностью. Их почитали незначительными эпизодами, и соответствующие протоколы пришивались к делу. Полицейские власти проявляли большую терпимость и оставляли мелкие проступки без последствий, когда были уверены, что это не вызовет неудовольствия начальства. Австрийская бюрократия систематически и весьма основательно занималась бумажным делопроизводством, но действовала вяло, записи велись пассивно, в простой хронологической последовательности, чиновники занимались лишь регистрацией нарушений порядка и не злоупотребляли домыслами в своем стремлении вскрыть более глубокие взаимосвязи и создать общее представление о человеке.
Совсем иначе относилась полиция к поступкам, в которых можно было усмотреть антигосударственную провокацию, особенно так называемые «анархистские происки». Здесь фантазия расцветала пышным цветом. В одном из рапортов Гашек назван сотрудником анархистского журнала «Нова Омладина», выходившего в пражском рабочем районе Жижкове. Он публикует здесь несколько сатирических фельетонов, в которых содержатся иронические намеки на австрийский режим и правящую династию. Поэтому уже 17 апреля настороженная пражская полиция докладывает: «Я. Гашек, родивш…, роботающий в редакциях журналов „Комуна“ („Коммуна“) и „Худяс“ („Бедняк“) на Жижкове, Таборитская улица, придерживается анархистских взглядов. Опись примет заполнена и передана государственной полиции. К сведению пана участкового инспектора Небесного, дабы он установил за оным систематическую слежку и наблюдение». (Это указание, очевидно, является результатом рапорта полицейского агента-провокатора Машека, появление которого в редакции «Комуны» Гашек остроумно описал в рассказе «По стопам тайной государственной полиции».) На другой же день ревностный полицейский комиссар Хлум в донесении, адресованном в Вену императорско-королевскому центру по наблюдению за анархистами, сообщает: