Гассан и его Джедди
Шрифт:
— Откуда это?
— О, шь, шь! Стамбулъ здилъ нашъ, — привозилъ… Родной лепешекъ… шь, барина! Одна шь, никому не давай.
Время шло. Мн надо было узжать. Гассанъ положительно ходилъ за мной по пятамъ и съ каждымъ днемъ всё настойчиве звалъ въ свой Стамбулъ.
– зди… не подешь назадъ… Ты любилъ солнца… у насъ всегда солнца… А у васъ и солнца не свтитъ… Будемъ виноградъ садить, табакъ садить… а?..
Добрый Гассанъ! Моя рука начинаетъ дрожать и нмть, когда я подхожу къ грустному концу. Зачмъ
До отъзда оставалось нсколько дней. Я и такъ загостился на юг. Былъ августъ въ начал. Уже поспвали раннiе сорта винограда. Гассанъ принёсъ первую сочную гроздь.
Я далъ ему денегъ купить на базар большую корзину и запаковалъ виноградъ.
— дешь… — грустно сказалъ онъ, — дешь… Прощай, прощай… Не забывай Гассанъ, не забывай Джедди…
Вечеромъ мы сидли у моря. Оно взволновалось. Начинался августовскiй нордъ-остъ. На морской станцiи то и дло скрипли подаваемые сигналы. Втеръ мнялся; безпокойно вертлась на мачт стрлка. Баркасы ставились на вторые якоря. Капитанъ большого парохода съхалъ на берегъ.
— Не пошла парохода, — сказалъ Гассанъ: — шторму ждутъ.
Море шумло. Я въ первый разъ видлъ такое бурное море. Съ сверо-востока шла туча.
Съ нетерпнiемъ ждали дождя. На горизонт не видно было солнца: оно спряталось въ водяные пары. Тамъ что-то чернло. Это были громадныя волны.
— Ге! — сказалъ Гассанъ. — Будилъ несчастье…
Я вопросительно посмотрлъ на него.
— Будилъ… Аллахъ сказала… Джедди приходилъ… Спалъ, и приходилъ Джедди…
Я узналъ, что передъ сильной бурей Гассанъ видитъ во сн Джедди. Это была его примта.
На нашихъ глазахъ сорвало баркасъ съ якоря и трепало о камни. Команда старалась закрпить его якорями. Бурная ночь окутывала всё. Море звремъ кидалось на дамбу.
Мы молчали, спрятавшись отъ втра и волнъ за стнку. Гассанъ что-то говорилъ о Стамбул, но за шумомъ прибоя не было слышно ни слова.
— Па-ро-хо-да! — сказалъ онъ вдругъ и насторожился.
Я выглянулъ изъ-за стны и посмотрлъ въ темноту. Черно. Страшно.
— Гудитъ… зовётъ…
Втромъ донесло до меня протяжный гудокъ сирены. Я упрямо гляжу въ черноту.
Вотъ изъ-за дальняго мыса выбжали зелёные огоньки. Да, это почтовый пароходъ. Онъ спшитъ.
Волны били о камни, пна летла, я спрятался за стнку. Прошло минутъ двадцать. Спать не хотлось: я прощался съ моремъ. Гассанъ неподвижно сидлъ. Новый рёвъ сирены. Мы взглянули. Вотъ онъ, пароходъ, — въ полверст. Загрохотала цпь: якорь побжалъ искать дна. Пароходъ глядлъ огнями люковъ, по реямъ сверкали электрическiе огоньки.
Пошвыриваемая на гребняхъ волнъ стрлой
„Встрчу почту, и домой“… — ршилъ я.
Прошло съ полчаса. На пристани толпился народъ.
Гассанъ поднялся и сталъ всматриваться.
— Идётъ… — сказалъ онъ, показывая въ темноту. — Шторма бьетъ… — Камни… камни… Ге!! — рзко крикнулъ онъ толп: — сторожи!. Несетъ!..
Гассанъ схватилъ меня за руку и указалъ въ море.
— Камни… камни… — кричалъ онъ мн на ухо: — ихъ несла… на камни несла!..
Море ревло. Втеръ старался сбросить насъ въ море: трудно было стоять. Въ темнот, при отсвт огоньковъ парохода, я различилъ подходившiй баркасъ. Его швыряло и относило въ сторону, на острый край дамбы, гд громоздились безпорядочной массою камни.
Толпа струилась къ самому краю. Мы вздрогнули: съ баркаса кричали.
— Гхе!.. — крикнулъ Гассанъ, схватываясь за голову. — Понесла!.. давай лодка… скорй давай лодка!..
Онъ бгалъ по пристани, размахивая руками. Борты его пиджака разввались, какъ крылья чёрной птицы. Туфли щёлкали по каменному мосту.
— Гхе! чорта смотрлъ… Я говорила… Люди тонулъ!.. скоро тонулъ!..
Вс точно застыли. Баркасъ несло на камни.
Вдругъ я замтилъ, какъ баркасъ вскинуло, поставило прямо на киль и… накрыло волной.
Крикъ толпы слился съ ревомъ моря.
— Тонулъ… тонулъ… Гассанъ не слушалъ!.. Аллахъ! Аллахъ!..
Гассанъ швырнулъ туфли, и он запрыгали по пристани; онъ сорвалъ пиджакъ, шарфъ, феску.
Онъ съ силой рванулъ руку, когда я пытался схватить его.
— Ни-ни!.. — строго крикнулъ онъ на меня. — Гас-санъ пошла спасать…
Онъ бросился къ краю, вытянулся, сложивъ ладони и, дождавшись громаднаго вала, пропалъ въ темнот. Я стоялъ и дрожалъ. Море окатывало меня пной. Внизу, влво, ворочались камни. Два молодыхъ грека отвязывали шлюпку и вызывали охотниковъ. Отъ станцiи бжали матросы. Море ревло.
А вдали, сiяя огнями, спокойно стоялъ пароходъ…
Баркасъ погибъ, погибло и нсколько человкъ пассажировъ. Только три гребца выбрались на мелкое песчаное мсто. Погибъ и Гассанъ. Утромъ я видлъ его трупъ; его выкинуло на камни вмст съ другими. Я не узналъ его: такъ изувчило его море!
Принесли съ пристани пиджакъ, феску и туфли. Нсколько турокъ толпились, угрюмо смотрли и перекидывались отдльными словами. Кто-то поднялъ пиджакъ и набросилъ на трупъ… И вдругъ изъ бокового кармана выпало что-то красное. Это была туфелька Джедди. Я сразу узналъ её.
Я поднялъ туфельку и обратился къ туркамъ.
— Джедди, — сказалъ я. — Я хочу взять её… Я заплачу!.. Пожилой толстый турокъ что-то сказалъ своимъ. Слышно было, какъ они повторяли знакомыя имена: — Гассанъ… Джедди… Гассанъ…