Гать. Задержание
Шрифт:
— Ну, голубок, можешь жить спокойно: никто тебя теперь пальцем не тронет… некому — всех до единого положили.
Сердце у меня захолонуло, я даже присел на лавку. Думал, что врут… Пришел в себя и отправился на плешаки… Гляжу — места живого нет, все взрывами раскидано… Я, честно говоря, догадывался, где Тимоха с ребятами прятались… В середине Ивановских Плешаков островки были, маленькие, с гулькин нос, а все же переспать на них, чтоб в воде не мокнуть, можно. Иду прямо туда, а сам примечаю: чем ближе к островкам, тем больше кустов и деревьев побито, а самый ближний остров весь минами искорежен — одни ямы с водой. Обошел я островки и ничего не нашел, окромя стреляных гильз… Домой
— Так, а что дальше было? — повторил Андрей, порядком уставший от этого рассказа.
— Дальше — просто, — Дорохов невесело усмехнулся. — Потом паши пришли, в деревне не задержались… А потом в конце войны забрали меня… Я, значитца, говорю, что меня Смолягин на службу к фашистам послал, а они мне — разберемся… Потом судили. Дали пятнадцать лет как пособнику… В пятьдесят седьмом освободили, значитца… Приехал домой, на работу никто не брал даже сторожем. Потом — спасибо добрым людям — помогли лесником устроиться… Детишек родил… А вот в селе!.. В селе до сих пор мне не верят, шкурой зовут, и парнишкам прохода нет…
Через несколько дней Росляков вызвал Андрея в кабинет. Он некоторое время молча рассматривал его, словно прикидывая, с чего начать. Закурил. Достал из папки какую-то бумагу. Андрей узнал свою справку о беседе с Дороховым.
— Андрей Петрович, заявление гражданина Дорохова и ваш материал рассмотрены руководством управления, и есть указания заняться этим делом. Вести дело поручено вам…
— Есть, товарищ полковник, — сказал Андрей, поднимаясь из кресла, и тут же опустился обратно, заметив нетерпеливый жест полковника. — Когда можно приступать?
— Приступать? — Росляков курил, о чем-то размышлял. — Приступать… Ты вот что, Андрей Петрович, усаживайся поудобнее, я тебе одну историю расскажу. Дело Дорохова, оказывается, тесно связано с историей гибели партизанского отряда Тимофея Смолягина.
Андрей посмотрел на Рослякова.
— В июне и июле сорок первого года по заданию обкома партии и руководства управления готовилась группа командиров партизанских отрядов. Смолягин был одним из самых молодых. Высокий, белобрысый, с ярко-синими глазами… Был человеком удивительным: не по годам серьезный, вдумчивый. И задание у него было особое, и отряд особый… Он так и назывался: особый партизанский отряд. Основным заданием его была разведка… и только разведка. От боевых действий категорически приказано было воздерживаться. Помню, в первые дни оккупации Смолягин напал на какой-то торфяной заводик, и ему было строго указано после этого вообще прекратить боевые действия. В городе работал наш разведчик, который передавал в отряд развединформацию. Остальные партизанские отряды тоже имели связь со Смолягиным и снабжали его информацией, а тот передавал ее в Центр. В одной из передач сообщалось, что где-то в области находится разведшкола гестапо, в которой обучаются русские военнопленные. Центр приказал найти ее и внедриться. Отряду Смолягина, как и всем остальным, было дано задание прочесать свой район и в случае обнаружения школы немедленно сообщить. Но школа как в воду канула. Однажды Смолягин сообщил, что в Радоницком районе, вблизи деревни Ворожейка, на территории бывшей торфоразработки обнаружено подозрительное учреждение, замаскированное под торфопредприятие. Отряду Смолягина было приказано вести наблюдение за этим объектом и сведения передавать по личному каналу связи резидента, работавшего
Кафе напротив Курского вокзала было маленькое, но почему-то двухэтажное.
— У нас только мороженое и шампанское, — резко предупредила первых посетителей официантка. — Столовая рядом…
Очевидно, ей не внушили доверие клиенты, которых она сразу приняла за приезжих. Высокий, седой человек в коричневом костюме и синем галстуке, завязанном толстенным узлом, молча улыбнулся и согласно кивнул.
— А кофе у вас найдется?
— Найдется, — смилостивилась официантка. — Есть бутерброды.
На этом она посчитала свою миссию законченной и, небрежно швырнув на коричневый полированный столик меню, зашла за стойку буфета.
— Так… — протянул высокий и медленно опустился на стул. — Прошу — ты сегодня мой гость. — И он протянул меню попутчику.
— Я — что и ты… Кофе не буду. — Он постучал большим пальцем правой руки по груди. — Сердчишко пошаливает.
— Годы, годы, — невесело усмехнулся высокий и жестом подозвал официантку: — Значит, так… Два мороженых, четыре бутерброда, водички какой-нибудь… мне кофе… Курить можно?
— Нет, выходите на улицу.
Мужчины переглянулись, высокий развел руками.
— Всегда так… Ну что же, курить не будем, будем завтракать, если так можно выразиться… Как доехал?
— Нормально… Что там езды: в восемь вечера сел, а в десять уже в Москве.
— Ты как — в командировку или…
— В отпуске я… Приехал по врачам походить. — Попутчик высокого опять постучал по груди. — Говорят, что в столице хорошие платные поликлиники. Меня же в прошлом году чуть инфаркт не посетил.
— Инфаркт — это плохо… Годы, война… Все дает знать.
— Безусловно.
Высокий размешивал ложечкой кофе и внимательно разглядывал своего собеседника. Невысокий, лысоватый, круглолицый, с тонким шрамом на загорелом лице, он, казалось, был поглощен полностью мороженым.
— Тыщу лет не ел мороженого, — засмеялся неожиданно тот. — Помню, перед войной девушку пригласил в кафе, так мучительно думал, хватит денег или не хватит… Я тогда на первом курсе института учился.
— Надо же, помнишь.
— К сожалению, у меня память хорошая…
— Вот это хорошо. — Высокий усмехнулся и дотронулся до рукава собеседника. — Помнишь, где мы с тобой познакомились?
— Помню…
— Съездить надо, там кое-что спрятано… Вот смотри, — он протянул через стол клочок бумаги, — вот это…
— Я понял, — перебил круглолицый.
— Вот здесь: угол подвала, второй кирпич.
— Не хотелось бы ехать. Годы не те… Да и…
— Придется, — будничным голосом перебил высокий и отхлебнул растаявшее мороженое прямо из вазочки. — Да и тебе прямая выгода…
— А… что там?
— Фотопленка… Студенты, преподаватели… Дела их личные. Сам понимаешь…
— А откуда ты узнал?
— От кого, ты хотел спросить… Знаешь, как в стихах. Иных уж нет, а те далече… Вот посмотри газетку.
Круглолицый взял из его рук сложенную вчетверо районную газету.
— «Шлях до комунизму», — прочитал вслух круглолицый и удивленно посмотрел на высокого.
— На последней странице…
— «…Ушел из жизни бухгалтер комбината бытового обслуживания Кухорук Казимир Дмитриевич, ветеран войны и труда, награжденный многими наградами. Весь его жизненный путь был дорогой борьбы и лишений. Группа товарищей». Ну и что?