Гать. Задержание
Шрифт:
— Нет, примиренческая позиция тут не годится. Мы не можем мириться с нарушениями законных прав граждан! А было ли в данном случае соблюдено право свидетельницы давать те показания, которые она считает нужными?
Фоменко вновь пожал плечами, явно не понимая, куда клонит начальник.
— Не знаю, не спрашивал.
— Вот и спросите! Где ее найти, знаете?
— Парикмахерша в «Локоне», чего ее искать… — мрачно буркнул опер.
— Тем лучше, — кивнул Мишуев. — Побеседуйте с этой женщиной, узнайте, почему она без объективных улик дала компрометирующие себя показания.
Фоменко сжал челюсти, продолжая мрачно смотреть в сторону.
— Лучше я ее к вам приведу, вы и спросите, — сквозь зубы процедил он. — Начальнику это сподручней. И инспекция для таких дел имеется…
— Я лучше знаю, что делать начальнику и что подчиненному, — холодно произнес подполковник. Вы меня разочаровываете, товарищ Фоменко. Предложений по делу у вас нет, инициативы вы никогда не проявляете, уверяете, что хороший исполнитель. Что ж, такие люди тоже нужны. Но вот я отдаю приказ, а вы вместо исполнения начинаете его редактировать! Значит, и исполнитель вы никудышный? Мне бы не хотелось так думать. Иначе зачем вообще держать вас на службе?
— А чего я? Я не возражаю. Надо — значит надо… — Фоменко перевел на начальника убегающий взгляд. — Раз приказано — сделаю…
— Важно не только точно выполнить приказ, важно получить нужный результат, — сделав паузу, Мишуев со значением повторил: — Нужный результат, которого от вас ждут! Ясно?
— Ясно, товарищ подполковник, — опер привычно шмыгнул носом и кивнул. Вид у него теперь был не мрачный, а просто унылый, как обычно.
Но, оказавшись на улице, он снова нахмурился, постепенно замедлил шаг и остановился, явно не желая идти туда, куда был послан. Мимо протекал плотный людской поток, его толкали в спину и бока, били по ногам тяжелыми сумками.
— Чего стал, заснул, что ли!
— Да, видать, пьяный…
Недоброжелательность озлобленных жизнью сограждан не удивила Фоменко — коренного жителя Тиходонска, но придала его мыслям определенное направление.
Он целеустремленно зашагал вперед, и тягостные размышления вытеснила из головы поставленная самому себе задача. Через несколько минут он свернул с центральной улицы, юркнул в проходной двор и оказался у тыльной стены неказистого овощного ларька. Постучав условным образом, был впущен, толстая продавщица в грязно-сером, а на животе черном халате сноровисто щелкнула задвижкой, извлекла из закутка початую бутылку водки, сходила за стаканом, заодно прихватив яблоко и крупную морковку.
— Что я тебе, кролик?
Фоменко залпом выпил стакан, промакнул несвежим платком губы, надкусил яблоко. Порывшись в карманах, протянул мятую пятерку.
— Не надо, зачем, что я — обеднею, — замахала руками продавщица, но он сурово отрезал:
— Уголовный розыск на халяву не пьет!
Выйдя на воздух, он доел яблоко, чувствуя, как расплывается по телу приятное тепло, негромко, с удивлением сказал:
— Ну дает! Руками одного сотрудника собрать компромат на другого, столкнуть их лбами, а самому остаться в стороне…
Он далеко зашвырнул огрызок, подумал:
Уже не задумываясь над всякими глупостями, Фоменко добрался до фирменного косметического салона «Локон», но Строевой на работе не было, администратор пояснила, что она больна.
Заглянув в записную книжку, он отправился к ней домой.
В это время Вера Строева, сидя в глубоком кресле, разговаривала по телефону.
— Не могу ничего делать… Руки, ноги дрожат, тоска смертная… Нет, какой бюллетень, просто договорилась… Людка будет только рада — перебьет моих клиентов… Знаешь, сколько я теряю каждый день? Да, это правильно… Деньги — дело наживное, а нервные клетки не восстанавливаются… И вообще — в перспективе тюрьма…
Она истерически рассмеялась.
— Да водили меня к адвокату, даже к двум… Один весь такой из себя правильный, говорит: «Характеристики соберите, дело давнее, будем добиваться условного осуждения…»
Она переложила красную трубку с белыми кнопками цифрового набора в левую руку, а правой налила в рюмку коньяк из стоявшей рядом на журнальном столике наполовину опорожненной бутылки.
— Представляешь! Все грязное белье наизнанку! И Софка послушает, и Мишель, и заведующий… А второй — ушлый жук, тот посоветовал от всего отпереться: я не я, хата не моя!
Строева осторожно, чтобы не расплескать, поднесла рюмку к губам, сделала несколько маленьких глотков.
— В том-то и дело — и протокол подписала, и на даче этой проклятой все показала, и фотографировали там меня со всех сторон… А он говорит: «Наплюй, сама на них жалуйся, дескать, заставили, обманули…»
Она медленно допила коньяк, заинтересованно прильнула к трубке.
— Тоже так советуешь? А кто он, этот твой приятель? Ах вот оно что… Два раза, говоришь? А за что? Да, они лучше юристов знают, на собственной-то шкуре… Только чего же он от своей фарцовки не отрекся, если такой умный? Вот то-то и оно! Все умные, пока на хвост не наступят…
Строева разочарованно скривилась и собралась опять наполнить рюмку, но в дверь позвонили.
— Кто-то пришел, пойду открою. Не знаю, может, Мишель… Я ему ничего не говорила и не знаю, с какого боку… Ну ладно, пока!
Она взглянула в зеркало, провела щеткой по волосам и открыла дверь. На пороге, приятно улыбаясь, стоял Фоменко. Улыбался он через силу, это была вынужденная маска при входе в чью-нибудь квартиру после того случая, когда он почти до обморока напугал хозяйку, принявшую его за уголовника.
— Вы к кому?
— Здравствуйте, Вера Сергеевна. Уголовный розыск, капитан Фоменко, — с той же сахарной улыбкой оперативник поднес удостоверение к лицу Строевой. Та попятилась в комнату и обессиленно опустилась на диван. Захлопнув дверь, Фоменко вошел следом.
— Ну я же уже все рассказала, зачем вы хотите опять меня мучить? Этот ваш Сизов вытрепал мне всё нервы!
Она заплакала.
— Я больная, лежу пластом… Я вскрою себе вены… Ну что ты лыбишься, как идиот!
В бессильной ярости Строева затопала ногами.