Гаухаршад

Иванова Ольга Дмитриевна

Глава 2

Молодой повелитель третий день проводил в пирах и развлечениях. Он спешил познакомить свою высокородную сестру с казанским двором, первыми вельможами. Хотел показать ей силу братской любви, доброжелательности и благосклонности. В этом ханстве, которым он правил около полугода, Абдул-Латыф чувствовал себя чужеродным осколком, закинутым судьбой в непривычную для него среду. Его правление более напоминало лицедейство тряпичной куклы в руках ловких царедворцев, и ощущение бессилия и неудовлетворённости нынешним положением не покидало хана. Воспитанный при дворе крымского калга-солтана, он перенял от своего старшего покровителя вспыльчивый и нетерпимый нрав, стремление к власти и неуёмную тягу к битвам. В Казани Абдул-Латыф

ощутил себя безмолвным челном на мутной тихой воде, челном, управляемым опытной и властной рукой улу-карачи Кель-Ахмеда. Подозрительный от природы, хан имел мало друзей и с болью ощущал своё одиночество в уделе, некогда управляемым могущественным отцом.

Приезд сестры заметно оживил деятельность повелителя. Вместе с Гаухаршад они провели детство в Крыму, и она показалась той ниточкой, что соединяла Абдул-Латыфа с прежней жизнью. Хан был счастлив оттого, что сестра восседала рядом с ним на троне, и уже не чувствовал такого острого одиночества.

Абдул-Латыф склонился к ханбике, которая с восторженным интересом следила за представлением индийского факира:

– Обрати внимание, Гаухаршад, по правую руку от нас, рядом с ширинским эмиром, восседает юноша в парчовом тюрбане.

– О, я вижу, – с лукавой улыбкой отвечала ханбика. – В его тюрбане сияет великолепный смарагд [31] . Я затрудняюсь даже приблизительно назвать его цену. Я всегда любила смарагды, ведь эти камни великолепны! Они не меняются ни на солнце, ни в тени, ни при свете светильников. Взгляните, мой царственный брат, как он превосходен, как блестящ!

Молодой хан невольно рассмеялся:

– Не знай я твою истинную любовь к камням, моя маленькая Гаухаршад, решил бы, что все сказанные слова по праву относятся к счастливому обладателю этой драгоценности.

31

Смарагд – изумруд.

– Вы говорите об этом юнце? – Ханская дочь презрительно изогнула брови. – Не вижу в нём ничего замечательного!

– А ты лукавишь! – Абдул-Латыф вновь добродушно рассмеялся. – Мурза Булат очень красив, а возраст – не помеха его силе. Я видел мурзу в состязаниях лучников и на конном ристалище. Поверь, мало кто сравнится с ним. К тому же он из рода Ширинов, старший внук нашего уважаемого улу-карачи.

– Избавьте мой слух от рассказов о вашем ширинском мурзе, – строптиво промолвила Гаухаршад. – К чему ваши речи?

– К тому, моя дорогая сестра, что когда-нибудь благосклонная судьба возведёт Булат-Ширина на пост улу-карачи. Он станет первым среди вельмож этих земель. И мне известно, что юный мурза ещё не изведал супружеских узд. Ты могла бы стать его женой, высокородная ханбика.

– Избавь меня Аллах от такой участи! – с неподдельным страхом воскликнула девушка.

– Гаухаршад! – Молодой хан с недоумением наблюдал за переменившейся в лице сестрой. – Ты словно змею перед собой увидела! В твоём возрасте не стоит так относиться к браку. Для мусульманской девушки неприлично не иметь мужа. Я выбрал тебе Булат-Ширина, и он – лучший, кто достоин быть мужем моей сестры.

– Вы выбрали мне его? – Гаухаршад рассерженной рысью подскочила с места. Не обращая внимания на поворачивающиеся в их сторону лица, жёстко бросила: – Я не желаю, чтобы моей жизнью управлял мужчина. Не пойду замуж, даже если сам Пророк выберет мне супруга. Оставьте меня со своими глупостями, Абдул-Латыф!

В Пиршественной зале воцарилась внезапная тишина. Молодой хан густо покраснел. Придворные отводили глаза. Кто-то попытался разрядить обстановку, дав знак музыкантам, но те с перепугу заиграли что-то несуразное, каждый на свой лад, и стихли, опустив свои инструменты.

Старый эмир Кель-Ахмед Ширинский с интересом наблюдал за насупившейся ханбикой.

– В жизни своей не видел столь своенравной девчонки. Поистине, укрощать эту дикую кобылицу одно удовольствие, – прошептал он на ухо любимому внуку Булат-Ширину.

Юноша

склонил голову, но глаза его, с неприязнью глядевшие на сестру повелителя, сверкнули несогласием. Взгляд этот поймала и ханбика. Она вспыхнула как порох, прикусила губу. Юноша и в самом деле был красив и знатен. Но что за брак ждал её с этим красавцем, Гаухаршад предвидела так ясно, словно глядела в прозрачное зеркало жизни. Ширинский мурза будет посещать её ложе время от времени, когда ему захочется заиметь наследника, а все остальные ночи проведёт в объятьях соблазнительных наложниц. Возможно, она сможет добиться права быть единственной женой из-за принадлежности к высокому роду, но какие преимущества получит? Супруг будет дарить ей моменты близости по обязанности, которая будет тяготить его. Вот что её ожидает: участь забытой женщины, которую будут выставлять напоказ знатным гостям, как очень дорогой, но неудобный кубок, из которого никому не придёт в голову испить вина. Что бы ни делал её брат, она не сдастся и не позволит соединить себя узами брака с этим вельможным красавцем!

Гаухаршад низко склонилась перед ханом, стараясь перед лицом казанских вельмож оказать брату как можно больше почтения:

– Простите, повелитель, мою вспыльчивость, должно быть, я ещё не пришла в себя от тягот дороги. Умоляю вас, позвольте покинуть этот прекрасный пир и удалиться в свои покои.

Слова девушки были полны смирения и раскаяния, но в глазах, которые она подняла на брата, мелькнула воинственная искорка. Внешне она будет покорна, но не покорится никогда! Вызов брошен! И Абдул-Латыф увидел этот вызов и принял его, хотя ответные слова его были доброжелательны:

– Ступай, сестра, пусть Аллах пребудет с тобой.

Он повернулся к главному распорядителю праздника, приказал:

– Музыку и танцовщиц!

В зале все зашевелились, громко заговорили. Заиграла музыка, и гурии в развевающихся одеждах цветным вихрем ворвались в очерченный роскошным ковром круг.

С утра Гаухаршад отправилась на прогулку на красивейший, простёршийся до самого Итиля луг, который в народе прозвали Ханским. Поехала не в роскошной кибитке, не со свитой щебечущих служанок и не в окружении тучных нянек с постными лицами. Она пожелала вскочить на горячего скакуна, а тот уже перебирал точёными ногами и косил на новую хозяйку лиловым глазом. Ханбика промчалась через весь город, погоняя аргамака и не замечая простолюдинов, с криками и воплями разбегавшихся по сторонам. За ней промчался и её ногайский отряд – охрана, прибывшая с сиятельной госпожой из Крыма. Охрану нынче возглавлял Хыяли-баши, и он кичился новым высоким положением. Мангыт сменил овчины на новый, тёмно-вишнёвого бархата казакин, а на голове вместо неизменного лисьего малахая красовался невысокий тюрбан с дорогим пером белоснежной цапли. Рядом с новым начальником охраны мчался Геворг. Лицо сына Турыиша было мрачным, а взгляд пронзительно-чёрных глаз – полон печали. Все знали, как горюет сын об участи отца, и потому не приставали к нему с расспросами.

На лугу ханбика пожелала устроить скачки. Она сняла со своего нарядного пояса кошель с монетами и объявила громко:

– Дарую победителю!

Воины за честь показать свою удаль боролись с ожесточением. Гаухаршад с восторгом хлопала в ладоши, радовалась увлекательной забаве. В битву на ристалище не вступил лишь Хыяли, он зорко оглядывал открытое пространство луга. Геворг тоже не принял участие в состязании, сошёл со своего жеребца и с равнодушием взирал на соратников по оружию. Ханбика, хоть и следила с азартом за устроенными для неё скачками, всё же бросала неприметно взгляд на черноглазого юношу. Сын Турыиша ничем не напоминал отца, и красив он был иной, нездешней красотой. Глаза большие, иссиня-чёрные в пушистом обрамлении длинных, как у девушки, ресниц. Черты лица тонкие, не широкие, как у кочевников. И волосы не обриты, а свободно падают на плечи чёрными, шелковистыми локонами. Юноша ей нравился, и Гаухаршад внезапно решилась приблизить к себе телохранителя, чьего отца ещё вчера обрекла на заточение в зиндане.