Гауляйтер и еврейка
Шрифт:
Он чувствовал себя польщенным и воспринял это приглашение как знак того, что отныне он принадлежит к обществу, задающему тон в городе. Но Румпф почти не взглянул на него, и Фабиан был доволен тем, что он хоть крепко пожал ему руку. После обеда Фабиан распил бутылку вина с долговязым Фогельсбергером и низеньким чернявым графом Доссе, с которым они премило побеседовали о французской живописи. Фабиан никогда не предполагал, что у маленького графа такие познания в этой области.
На следующий день он просмотрел газеты, не забыли ли упомянуть о присутствии на приеме
Но вдруг в Айнштеттене все изменилось. Гауляйтер молчал, он больше не шутил за столом, молча, нахмурившись, пил красное вино, и его темно-голубые глаза походили на стеклянные шарики. Он ежедневно вел телефонные переговоры с Мюнхеном и иногда даже скрежетал зубами. Вблизи него всем делалось как-то не по себе, и адъютанты старались не попадаться ему на глаза.
Внезапно среди ночи гауляйтер уехал в Мюнхен. Целую неделю он отсутствовал, не подавая о себе никаких вестей. Через три дня должен был праздноваться день его рождения, а о нем не было ни слуху ни духу. Румпф явился ночью, когда его никто не ждал, и его камердинер, бывший раньше слугой у саксонского короля, наутро вышел из спальни гауляйтера с сияющей физиономией. За завтраком Румпф был в прекрасном настроении.
— Мы здесь пробудем еще несколько месяцев, — сказал он. — А день моего рождения отпразднуем в «замке» в тесном кругу. — И благодушно добавил, что в этом году не собирается выписывать балет из Берлина или вообще затевать что-нибудь подобное, нет, на обратном пути его осенила блестящая, поистине блестящая идея.
Адъютанты выжидательно смотрели на него.
— Да, да, блестящая, — улыбаясь, повторил гауляйтер. — Ведь у вас, господа, у всех есть красивые невесты, не так ли? Кое-кого из них я уже знаю. Мне говорили, что вы, граф Доссе, помолвлены с премированной красавицей.
Граф Доссе, невидный, тщедушный, почти уродливый, покраснел до корней волос.
— Она действительно красавица и получила первый приз на конкурсе красоты в Вене, — отвечал он.
Гауляйтер оглядел всех присутствующих.
— Так вот, — сказал он, — всех этих невест мы пригласим на день моего рождения. И вашу красавицу тоже, граф Доссе.
Граф Доссе смущенно, заметил, что его невеста — актриса в Вене и вряд ли сможет приехать на праздник.
Гауляйтер, смеясь и поднимаясь из-за стола, прервал его, заявив:
— Ротмистр Мен все уладит.
Никогда еще гауляйтер не бывал в таком замечательном расположении духа.
В штабе гауляйтера царило большое волнение. Все шесть адъютантов были холостяками, кроме одного, который женился полгода назад, потому что его невеста родила ему ребенка.
Всегда веселый, ротмистр Мен, шатен с заносчивым лицом, прославленный наездник, сразу же разбил свою «штаб-квартиру», как он выразился, в курительной комнате. Он велел принести себе бутылку коньяку и принялся звонить по телефону, составлять телеграммы, выписывать всевозможные удостоверения. Две дамы должны были приехать с Запада, — две из Берлина и одна из Вены.
— Вы слышали, граф Доссе? — обратился он к чернявому
Граф Доссе, который никогда не пил, налил себе двойную порцию коньяку.
— Ну, разумеется, — отвечал он краснея. Когда он поднял рюмку, рука его дрожала. — Шарлотта будет счастлива, очень счастлива. — Слова эти он невольно произнес на венском диалекте. — Но, понимаете, мой дорогой, она ведь работает в театре и сейчас гастролирует в Будапеште. А времени у нас всего два дня! Я буду в отчаянии, если нам не удастся вызвать ее.
— А «Люфтганза»? Для чего же существует воздушное сообщение? — засмеялся Мен. — Одну телеграмму отправим ей на дом, другую в адрес театра в Вене, третью в адрес театра в Будапеште. Я не я буду, если нам не удастся доставить сюда божественную Шарлотту.
Граф Доссе записал на листке блокнота домашний адрес Шарлотты. Шарлотта действительно была премированная красавица, получившая первый приз на конкурсе красоты в Вене и с тех пор носившая имя «мадам Австрия». Теперь она была танцовщицей в Вене. Никто из этих господ не видел ее, только белокурому Фогельсбергеру попался однажды ее портрет — в иллюстрированном журнале, и он нашел ее «обворожительной».
Мен вынул из кармана пригоршню сигарет и бросил их на стол.
— Имейте в виду, граф, — воскликнул он, — что прошли те времена, когда вы могли держать вашу красавицу под стеклянным колпаком! Мой список — скоро будет заполнен. Прошу вас, найдите мне Фогельсбергера.
Он позвонил секретарше.
Граф Доссе удалился к себе в комнаты, чтобы часок поупражняться на скрипке — занятие, которым он почти никогда не пренебрегал. Покуда он играл, его собака, великолепная овчарка, лежала на кровати и хмуро рассматривала своего хозяина. Внезапно посреди этюда Доссе прекратил игру и вышел из дому. Он не мог больше усидеть в комнате.
Надежда вдруг, нежданно-негаданно, словно по мановению волшебного жезла, увидеть свою возлюбленную буквально опьянила его. Чтобы убить время, он пешком отправился в город.
— Как, по-твоему, Паша, — обратился он к собаке, — когда мы получим ответ от нашей Шарлотты?
Собака, которой передалось радостное возбуждение хозяина, тявкала и прыгала вокруг него. Граф Доссе пообедал в городе и, несмотря на усталость, пешком вернулся обратно. Ответа все еще не было. Телеграмма пришла лишь поздно вечером из Будапешта.
Мен непрерывно держал связь с «Люфтганзой». Он был в веселом настроении и слегка под хмельком. Список приглашенных был уже закончен. Молодые адъютанты находились в приподнятом состоянии духа, лишь один из них злился: его невеста наотрез отказалась прибыть.
Официальная часть праздника началась в семь часов утра и продолжалась до часу дня. Прибыл курьер из Мюнхена, прибыли депутации от разных учреждений и от жителей города; гауляйтеру преподнесли много цветов и вин. В час дня в «Звезде» начался обед, продолжавшийся до пяти часов.