Гавр – сладость мести

Ка Lip

В темноте котельной, в небольшом затхлом помещении, освещенном одной тусклой лампочкой, несколько зеков держали бившегося в их руках другого зека. Тот, кого они держали, был молоденьким пареньком, несмотря на обритую под ноль голову, черты лица парня показались Назару даже красивыми. Он еще раз безразлично мазанул по нему взглядом.

Назар присел на ящики и продолжал так же безразлично смотреть, как зеки спустили с парня штаны и замерли, дожидаясь его команды.

Он махнул рукой, и парня подтащили к нему поближе. Назар заглянул в его еще детские глаза, наивные, полные страха.

— Петухом

рабочим здесь будешь, — хрипло проговорил Назар. Постоянные сквозняки и холод в бараках дали о себе знать, его легкие были застужены, и поэтому говорил он теперь с хрипами, прерываемыми постоянным кашлем, — правила тебе Зойка расскажет, он объяснит, что можно, а что нельзя. Нарушишь правила — отвечать будешь.

— Не надо этого делать, — сквозь всхлип в голосе прошептал парень, смотря на всех, кто его окружает, как загнанная лань.

Назар холодно усмехнулся и махнул рукой, зеки только и ждали этой команды. Уже через минуту парень захлебывался в слезах и рваных вздохах, так как в задницу ему вколачивался первый желающий поразвлечься. А через несколько минут парень замолчал, так как рот его был занят членом, который он усердно сосал, не в силах вынести побои и боль. Этот парень быстро сломался и смирился со своей участью.

Назар отстранено наблюдал за происходящим. Ничего нового здесь не происходило, все как всегда. Хотя за это время встречались экземпляры, которые дрались, но что толку, их зеки забивали до бессознательного состояния и все равно "опускали" и пускали по кругу. А потом, после процедур посвящения, все рабочие петухи переходили под контроль Зойки — главного петуха, который отсиживал здесь уже не первый год и досиделся до должности главного в петушатнике.

Видя, что его присутствие здесь больше не нужно, Назар вышел из котельной. Хотелось на свежий воздух…

И опять предательский воздух весны заполнил легкие. Он поднял взгляд от грязного асфальта и увидел над собой чистое небо небесно-голубого цвета, как его глаза…

Все это время он думал о нем… об Алеше. Только этот лучик света в темном царстве мрака давал ему силы жить и выживать. Эти мысли сначала были как наваждение, от которого он хотел уйти, забыв его. Но потом, наоборот, он стал позволять себе думать о нем, зная, что это дает ему силы жить. Его Алешенька, добрый, чистый, светлый мальчик, такой наивный и верующий в свою мечту. Алеша так и не понял ничего того, что происходило в душе у Назара, что он чувствовал к нему и почему все это делал для него. Но это и к лучшему, не нужна Алеше эта грязь. Назар все делал для того, чтобы Леша жил в другом мире и верил в свою мечту. Пусть так все и остается, пусть и сейчас Алешенька строит свою жизнь, в которой не было и никогда не будет места ему, пусть живет в своем мире и никогда не сталкивается с грязью этой жизни.

Здесь, за решеткой и колючей проволокой, в такой дали от обычного мира, он жил в другом мире со своими правилами и законами. А Алеша стал для него тем единственным светом, который еще не померк в его душе, оставляя в нем каплю человечности и не давая превратиться в зверя в облике человека.

Назар позволял себе думать об Алеше, сохраняя на лице непроницаемую жестокую маску и зная,

что ни одна эмоция не проскользнет в его взгляде, выдавая его больную душу, обреченную страдать от неразделенной любви, неправильной любви, но любви…

* * *

Ожидание, когда Лекс принесет Гавру документы на коня, превратилось для него в долгую мучительную пытку. Он весь извелся внутренне, хотя внешне никто и не мог заподозрить его мучений. И вот, наконец, перед его глазами лежали листки бумаги с кличками лошадей, это была родословная Вальхензее на немецком языке. Строчки перед его глазами стали расползаться как в тумане, когда он понял, что это тот самый конь, конь, купленный им на аукционе для отца много лет назад. Сейчас Вальхензее было уже одиннадцать лет.

Гавр выровнял дыхание и, сделав над собой усилие, чтобы не выдать своего состояния, поднял глаза от бумаг. Теперь его задача была узнать у этого наивного дурочка, как попал к нему конь его покойного отца.

— Прекрасная лошадь, очень породистая и очень дорогая. У него очень знаменитые родители, выступавшие в Германии на соревнованиях, — Гавр судорожно вспоминал, что тогда ему говорил про этого коня специалист по лошадям, — тебе повезло, что у тебя такая лошадь.

— Это не мой конь. Я лишь за ним смотрю, пока его хозяина нет…

— Не твой… А где его хозяин? Как его зовут. Может, я знаю его…

— Нет, вряд ли… вы бизнесмен, Гавриил Владимирович, а его хозяин… Ну, он не совсем бизнесмен, хотя тоже бизнесом занимался, — Алешка запутался в словах, уже и Гавра на "вы" назвав и теперь не зная, может ли он говорить Гавру о Назаре или не стоит это рассказывать…

— Так как его зовут? Я многих знаю, мне очень интересно, кто хозяин такого прекрасного дорогого коня.

— Назар… — вырвалось у Алеши, и он замолчал, видя темнеющие глаза Гавра, — но вы вряд ли его знаете…

— Я бы хотел с ним познакомиться. У него такая прекрасная лошадь, мне было бы интересно с ним пообщаться о лошадях…

— Это вряд ли, он в тюрьме… на десять лет…

Алешка замолчал, коря себя за то, что все разболтал, а с другой стороны, почему он не мог это сказать человеку, который стал теперь его другом и столько сделал для него. Да и Назару это вряд ли повредит, так как Назар уже в тюрьме и надолго там…

Гавр вцепился ногтями в подлокотник кресла, но то, что творилось внутри него, не отразилось на его лице. Он, тихо выдохнув из легких воздух и придав голосу дружеское участие, заговорил:

— Как жалко, что такого хорошего человека посадили, да еще на десять лет… Мне искренне жаль… ты, наверное, тоже переживаешь за него? Расскажи мне, как вы познакомились?

И Алеша, слыша в голосе участие и переживание за него, стал рассказывать все как на духу: о своей первой встрече с Назаром на ипподроме, об обстриженных волосах, а потом о Вальхензее, которого Назар купил для себя, но все это время сам на нем ездил лишь изредка. А вот Алеше разрешил на нем выступать и оплачивал ему все: старты, снаряжение, коневоз, его спортивную форму и лечение коня, да еще не только Валюши, но и Зямы. И в лагерь конный его с Валюшей отправлял, и на соревнования в Кострому…