Гай Мэннеринг, или Астролог
Шрифт:
– Ну, что ты теперь скажешь?
– спросила старуха своим хриплым, грубым голосом.
– Не говорила я разве тебе, что расплата придет как раз в той самой пещере, где ты тогда укрылся?
– Wetter und Sturm, [t97] ведьма ты этакая!
– отвечал Хаттерайк.
– Побереги свои дьявольские наветы, пока в них нужда будет. Ну как, Глоссина видала?
– Нет, - ответила Мег Меррилиз, - маху ты дал, кровопийца проклятый! Теперь тебе уж твой искуситель не поможет!
– Hagel, - воскликнул негодяй, - мне бы его только за горло схватить! Но что же мне
[t97]
Непогода и буря (нем.).
– Делать?
– переспросила цыганка.
– Сумей умереть как мужчина, не то тебя повесят как собаку.
– Повесят! Чертова ведьма! Еще та конопля не посеяна, из которой веревку будут вить, чтобы меня повесить.
– Посеяна, выросла, снята и спрядена. Разве я не говорила тебе, когда ты моих просьб не слушал и маленького Гарри Бертрама увез, - разве я не говорила, что он воротится сюда на двадцать втором году жизни, когда минет срок его мытарств на чужой стороне? Не говорила я разве, что от старого останется одна только искорка, но она разгорится снова?
– Верно, старуха, ты все это говорила, - сказал Хаттерайк голосом, в котором слышалось отчаяние.
– И, Don-пег und Blitzen, должно быть ты говорила правду... Этот молокосос из Элленгауэна всю жизнь у меня был как бельмо на глазу! А теперь из-за этого проклятого Глоссина ребят моих порубили, шлюпки потопили, люгер, и тот, должно быть, взяли: там и народу-то столько не оставалось, чтобы судно в море увести, а защищаться и совсем некому было; простая рыбацкая лодка, и та могла его забрать. А что теперь хозяева скажут? Hagel und Sturm, теперь мне и показаться во Флиссингене нельзя.
– Да и не понадобится, - сказала цыганка.
– Что ты там делаешь и почему не понадобится?
– спросил Хаттерайк.
Разговаривая с ним, Мег собирала в одну кучу пеньку. Перед тем как ему ответить, она полила всю эту кучу спиртом, а потом кинула туда зажженную головню; та мгновенно вспыхнула, и пирамида яркого света взметнулась к самому своду. В это мгновение Мег спокойным и твердым голосом произнесла:
– Потому что час настал и человек пришел. По условленному сигналу Бертрам и Динмонт выскочили из засады и кинулись на Хаттерайка. Хейзлвуд ничего не знал о готовившемся нападении и немного замешкался. Увидев, что его предали, Хаттерайк сразу обратил свое мщение на цыганку и выстрелил в нее из пистолета. Она упала с ужасным и пронзительным криком, в котором слышен был не то вопль страдания, не то сдавленный истерический смех.
– Я знала, что так будет, - сказала она. Бертрам второпях споткнулся о попавшийся под ногу неровный камень, и это было его счастьем: вторая пуля Хаттерайка просвистела над его головой, и прицел был так верен, что, окажись он в эту минуту на ногах, пуля неминуемо пробила бы ему голову. Контрабандист попробовал было вытащить другой пистолет, но Динмонт уже навалился на него, пытаясь прижать к земле. Однако преступник был так силен и вдобавок охвачен таким отчаянием, что даже могучие руки Динмонта не могли с ним справиться сразу; негодяй проволок своего противника сквозь горящую пеньку и едва не выхватил третий пистолет, что могло стоить жизни нашему доброму фермеру. Но в это мгновение Бертрам вместе с Хейзлвудом, подоспевшим ему на помощь, набросились на Хаттерайка,
– Дорогонько он свою шкуру продает, - сказал Динмонт.
– Ну что же, это не худо.
Он встал на ноги и начал стряхивать горящую пеньку со своей грубой одежды и спутанных черных волос, кое-где опаленных огнем.
– Теперь все в порядке, - сказал Бертрам.
– Оставайтесь с ним и не давайте ему с места сдвинуться, а я пока взгляну, жива ли бедная старуха.
С помощью Хейзлвуда он приподнял Мег Меррилиз.
– Я знала, что так будет, - пробормотала она, - так и должно быть.
Пуля пробила ей грудь под самым горлом. Крови было не очень много, но Бертрам, привыкший видеть различные огнестрельные ранения, нашел ее рану тем более опасной.
– Боже праведный, чем же нам помочь ей, бедной?
– сказал он, обращаясь к Хейзлвуду; обстоятельства избавили их от необходимости объясняться и представляться друг другу.
– Лошадь моя привязана в лесу, - сказал Хейзлвуд.
– Я ведь за вами целых два часа следил. Сейчас я поеду и привезу с собой надежных людей. А до тех пор, пока я не вернусь, вам надо получше защитить вход в пещеру.
С этими словами он поспешно удалился. Бертрам перевязал как мог рану Мег Меррилиз и расположился у входа, держа наготове заряженный пистолет. Динмонт продолжал стеречь Хаттерайка, приставив ему к груди свой геркулесов кулак.
В пещере царила мертвая тишина; ее прерывали только сдавленные стоны раненой и тяжелое дыхание пленника.
Глава 55
Ты на чужбине пропадал,
Чтоб годы странником брести,
По знал господь, как ты плутал
И кто сбивал тебя с пути.
Через какие-нибудь сорок минут, которые из-за неизвестности и грозившей им опасности показались нашим героям чуть ли не часами, снаружи послышался вдруг голос Хейзлвуда:
– Это я и со мною еще люди.
– Заходите же, - отвечал Бертрам, очень обрадованный тем, что может наконец оставить свой пост.
Хейзлвуд забрался в пещеру в сопровождении двух фермеров и констебля. Они подняли связанного Хаттерайка и понесли его на руках, до тех пор пока позволяла высота прохода; потом они положили его на спину и поволокли из пещеры, потому что никаким уговорам встать и идти он не поддавался. Он лежал у них на руках безмолвный и неподвижный, будто мертвец, ни в чем им не сопротивляясь, но вместе с тем ничем им не помогая.
Когда его вытащили на свет, четыре человека, оставшиеся у входа, поставили его на ноги. Казалось, он был ошеломлен и ослеплен внезапным переходом от тьмы к свету. В то время как остальные пошли вытаскивать Мег Меррилиз, люди, караулившие Хаттерайка, хотели усадить его на обломке скалы у самого моря. Но его железное тело сразу вдруг все передернулось, и, рванувшись в сторону, он закричал:
– Только не сюда! Hagel! Сюда-то я уж никак не сяду!
Это были его единственные слова, но их тайный смысл и тот ужас, с каким он их произнес, давали понять, что в это время происходило в его душе.